Надежда Первухина - Вежливость королев

Должно также сказать, что упомянутый Эндрю был круглым сиротой и вырос в приюте «Милосердная Плеть», что выстроила для сотен бродяжек и мелких бандитов неласковая и вечно разевающая на чужие куски злой голодный рот провинция Деметриус. А основное приютское правило гласило: «Твоя выгода — высший закон». Это правило Крапленый Эндрю, скитаясь по свету, выучил крепко. Поэтому в один прекрасный день он, чувствуя, что силы его восстановились и сидеть с отшельником в прокуренной пещере более нет смысла, задушил витающего в очередных райских грезах старика плетеным шнуром от курительной трубки. После чего перетащил на карру все сокровища, какие только мог унести (а мог он много; из оставленного Эндрю на острове барахла можно перечислить только курительную трубку отшельника, глиняную плевательницу отшельника и самого отшельника, невинно убиенного). Далее жизнь Крапленого Эндрю покатилась по дороге, усыпанной оранжерейными цветами. Он сумел прекрасно распорядиться украденными сокровищами, купил себе титул, поместье (точнее, несколько) близ столицы; обучился аристократическим манерам и кое-какому умению слагать оды, канцонетты и мадригалы. Он со стремительностью ураганного ветра завоевал сердца и будуары окрестных высокородных дам. О нем пошла та самая дурная слава, от сплетен о которой млеют порядочные женщины, клянут свою никому не нужную порядочность и ждут не дождутся, когда их кто-нибудь как следует скомпрометирует (чтоб было потом о чем вспомнить в старости). Однако взоры Крапленого Эндрю уже не прельщались провинциальными красавицами. Он решил взять приступом столицу.

Первыми жертвами его ненасытной страсти пали две известные своей добродетельной жизнью графини (о чем не преминули с восторгом поведать всем своим менее удачливым подругам). Затем настал черед герцогинь. Когда же и известная строгостью своей жизни мистресс Элайзабет, Наперсница по вопросам морали и дама, более всех близкая Ее Величеству, принесла свое изнывающее от вожделения тело в сладостную жертву обольстительным усам, очам и прочим членам пылкого брюнета, Эндрю понял, что звездный час его карьеры настал. Он заказал у хорошего художника портрет Ее Величества, повесил его в своем поместье (имеется в виду портрет; художника повесили позднее — по решению королевского суда, поскольку он изобразил королеву обнаженной, не имея на то официального разрешения двора и уж тем более не сверяясь с натурой) и поклялся, что не пройдет и кануна Тарсийских ночей, как королева Абигейл сбросит перед ним, крапленым подонком и безродным негодяем, свое церемониальное платье…

— Эндрю! Эй, сладкий! — Сердитый шепоток королевы вернул его к действительности. — Как ты считаешь, мне прихватить с собой корону?

Эндрю посмотрел на королеву. Нет, с нею он не прогадал. Чертовски красива — раз. Богата — два. И такая же хладнокровная искательница опасных приключений, как и он сам, — три. Женщина-стерва — лучшая спутница в жизни. Королева-стерва — тем более. Во всяком случае, пока она тебе не надоест. И то, что в ее королевскую голову взбрело сбежать с любовником, да не куда-нибудь, а на Окраину, даже играет ему на руку. Адюльтер во дворце уже давно стал предметом не только сплетен, но и политических баталий. На разгуливающего по дворцовым покоям Эндрю Скеденского (Абигейл пришлось присвоить новому любовнику еще и герцогский титул) смотрели косо не только брошенные им придворные дамы, но и члены Королевского Совета. И фаворита королевы могли просто убрать со сцены. Из соображений королевской безопасности. Или по мотивам, касаемым высокой политики. Что, в принципе, не представляет большой разницы.

Побег Эндрю спланировал тщательно и таким образом, что даже самой королеве не были известны псе его детали. В какое-либо из бывших собственных поместий везти королеву было глупо — поскольку поместья были уже проданы (разумеется, тайно: ни к чему Службе Королевской безопасности знать, что хитрый Эндрю давно сменил место своей дислокации). К тому же не таких приключений хочется Ее Величеству, в прекрасных очах которой горит подчас огонек плохо скрываемого безумства.

«Ты жаждешь приключений, королева? Я тебе их устрою! В избытке! Всенепременно! Ты мечтала о том, чтобы сбросить опостылевшее иго дворцового благополучия — ты его лишишься, обещаю! Но только не надейся, милочка, что я повезу тебя на Окраину — в мои планы не входит сгинуть в каком-нибудь диком племени или утонуть в одном из Великих Водопадов! Девственной красоты и полной вседозволенности возжелала, голубушка?! Д-дура! А вот не хочешь ли отправиться в волнующее путешествие на старой карре до того самого острова, где мой друг-отшельник уже наверняка превратился в источенный временем скелет?! Хочешь, я устрою тебе с ним приватное знакомство, моя королева? Вот это будет приключение что надо!!!»

— Бери корону, милая. — Эндрю улыбнулся, как улыбнулся бы клыкастый энгр уже располосованному до кишок койцу. — Она тебя очень украшает.

Абигейл завороженно посмотрела на своего любовника, взяла было корону, но потом резко швырнула ее в камин:

— Нет! Пусть падет на нее проклятие огня и не даст ее носить никому! Не будет другой королевы!

Клыкастый энгр продолжал улыбаться:

— Как ты скажешь, любимая…

(Хотя более серьезного и неулыбчивого хищника, чем клыкастый энгр, не найти во всем Тарсийском Ожерелье.)

В примыкающих к опочивальне коридорах послышался шорох. Любовники насторожились.

— Пора, — сказал Эндрю. Теперь его темное лицо лишилось всякого намека на улыбку. — Возьми вон тот ларец. Остальное понесу я.

— Зачем нам нужны эти побрякушки? — вспылила Абигейл. — Разве без бриллиантов я не королева?

— Королева-королева, — успокоил ее любовник, взваливая на плечо два связанных за ручки кованых сундучка. — Этим я украшу деревья в парке, где ты будешь гулять, счастье мое…

«Гламура лысого! Чтобы я оставил твоим камеристкам столько бесценного барахла! Да без этих карбункулов и смарагдов ты, моя прелестная, стоишь дешевле, чем последняя кабацкая раздавалка!..»

— Скорее, моя дорогая, — голосом, источающим ласку, любовь и желание, поторопил Эндрю королеву.

Та подошла к старинному гобелену, изображавшему легендарную сцену группового пленения первой тарсийской королевы герцогами враждебного Деметриуса, и, найдя неприметную золотую нить, потянула за нее.

Гобелен отъехал в сторону, открывая проход в тайный коридор, о котором, конечно, во дворце не знал только ленивый. Но ведь в данный момент никто во дворце не подозревал, что Ее Величество вот так, тайком, да еще с любовником, да еще с сокровищами (которые являются национальным достоянием!) уверенно бежит по неосвещенному коридору, и плотная, заранее постеленная дорожка глушит торопливые шаги…

Тайный ход разветвился. Правый вел к ратуше в центре столицы и использовался в основном для дипломатических миссий, а левый заканчивался аккурат у обрушившейся стены заброшенного кладбища Тарсийских ветеранов. Беглецы, разумеется, ринулись налево.

В кладбищенских зарослях стояли заботливо оседланные и укрытые от посторонних глаз два лучших скакуна из конюшен Ее Величества. Когда беглецы взлетели в седла, грянул неожиданный для столь ранней весны гром, и хлынул ливень.

— Вот неудача! — ругнулся Эндрю. — При такой погоде мы не сможем скакать так быстро, как хотели…

— Пусть! — гордо ответствовала королева-беглянка. — Разве ты не понял, что так небеса дают знамение моим подданным, которые недостойны меня! Королева покидает презренный и ничтожный народ, оставляя ему лишь проклятия!

Судя по этой фразе, Ее Величество умела и любила выражаться высокопарно. Немудрено. Она получила прекрасное классическое образование. Однако в реальных отношениях с врагами либо подданными всем высокопарным речам Абигейл предпочитала кинжал, яд или плаху.

— Знамение так знамение… Одно хорошо — такой дождь все следы смоет, ни одна королевская ищейка не возьмет, — пробормотал Эндрю.

И королева Абигейл со своим любовником пустили коней в галоп под холодным, словно свинцовым ливнем — туда, где близ мыса Тарра ожидала их верная Крапленому Эндрю лодка.

А в опустевшей и разгромленной королевской опочивальне наступила окончательная темнота. Сначала одна за другой погасли с противным шипением свечи. Потом остыли и подернулись темным пеплом поленья камина. И только корона, которую Ее Величество швырнула в камин, странно светилась. Словно была сделана не из золота, а из крошечных кусочков зеркал.

Молчаливых, но все понимающих зеркал.

Молодой и наглый весенний дождь яростно барабанил в незакрытые ставнями темные окна.

Ранняя весна в городах Тарсийского Ожерелья, и особенно в столице, лишена какой бы то ни было прелести и оптимизма. С Бронзового моря дует постоянный леденящий Ветер Перемен, вызывая у жителей прибрежных поселений жестокую непонятную тоску, граничащую с суицидом. Солнце почти не выглядывает из-под плотного войлочного одеяла туч, сыплющего то градом, то неуместным снегом, то ледяным дождем. Леса, сады и даже знаменитые королевские парки выглядят голыми и беззащитными, особенно когда очередной порыв урагана ломает хрупкие деревца и корежит ветви старых исполинов. Основными расцветками на это время года становятся грязно-серый и угольно-черный, и это тоже не добавляет обывателям радости: мало того что по весне традиционно увеличивают налоги, так еще и погода такая, что хоть удавись.