Екатерина Федорова - Способ побега

Образ разбойника Лехе был несравненно ближе, чем образ Христа.

Тимофея подмывало сказать спавшему с лица бедолаге что-нибудь этакое. Что-нибудь доброе и ободряющее — дескать, да не волнуйся ты так, дорогой товарищ! Уж если при жизни на такой машинке покатался, значит, после смерти на ней кататься уже точно не придется! А стало быть, нечего морщить толстые бровки. И в печаль задумчивую впадать, аки фараон после сна о семи тощих и семи тучных парнокопытных жвачных животных (а попросту — о коровах)…

Но подумал и не стал ничего говорить. Вот пусть-ка посидит и подумает на досуге о превратностях судьбы в своей профессии…

Вигала бухнулся на сиденье рядом с водителем, развернулся и заговорщически подмигнул:

— То место, куда мы едем, раньше называлось… называлось рестораном! Интересно, я в такие места никогда еще не ходил…

«Я вообще-то тоже», — мысленно ответил ему Тимофей, скромный учитель тюк-до с зарплатой почти столь же скромной, как и он сам.

Катафалк, нахально сигналя на каждом перекрестке редким встречным и попутным машинам, летел вперед. Правда, почему-то до ужаса неровно.

Только сейчас, оглянувшись на гудок, Тимофей обратил внимание на сидевшего за рулем водителя.

Над высокой спинкой заграничного сиденья виднелся затылок в высоко взбитых каштаново-серебристых кудряшках, заколотых сверху россыпью мелких зеленоватых жемчужин. И ушко тоже виднелось — маленькое, алебастрово-белое, словно выточенное из мрамора. И хотя никаких отличий от нормального земного уха в этом органе не было, просто не наблюдалось, но совершенство формы — а также полное отсутствие каких-либо складочек на коже под ушком и ниже, кои всегда найдутся у обычной женщины — выглядело абсолютно не полюдски. И наводило на мысли о нездешнем происхождении. Женщина… то бишь эльфесса, дама эльфийской породы?

И Тимофей, заинтригованный и заинтересованный, переключился на наблюдение. По салону, обитому черным велюром в печальную и мелкую коричневую полосочку, плыл тем временем аромат цветов. Каких именно, Тимофей разобрать не мог, но складывалось впечатление, что цветы эти растут не здесь, не на Земле. Пахло со страшной силой — обворожительно и изумительно. Аж в носу защипало…

А Леха продолжал пребывать в состоянии полной прострации, не реагируя даже на женскую особь впереди — что для него было совершенно несвойственно. Видно, и впрямь — собственные похороны начали мерещиться мужику.

Машина, сдержанно пискнув тормозами, подкатила по наклонному пандусу ко входу в ресторан — один из лучших в городе (о чем Резвых, правда, знал только по слухам). Вигала вывалился на чистенький, словно шампунями промытый асфальт, Тимофей выскочил следом и предупредительно подержал дверцу. Браток с горестной миной продолжал сидеть неподвижно, причем не где-нибудь, а в отделении для гроба, откуда сэнсэй, ухмыльнувшись, и выволок пригорюнившегося, прямо как на собственных похоронах, Леху.

А с водительского места выпорхнула мечта поэта — очаровательная дива на ладонь выше Тимофея, в платье бледно-зеленом с длинным подолом, стекающим до щиколоток и оканчивающимся там целым хороводом из складок. В ней было что-то от ожившей статуи — исключительное совершенство оголенных кистей и запястий, изящные линии рук под широкими рукавами, отточенность профиля и нечеловечески правильной высокой фигуры, которую платье облегало так, как других не облегают и наряды, сшитые самыми лучшими кутюрье…

Вигала, нахал, даже и не подумал представить их даме. Вместо этого верзила эльф, не оглядываясь на оставшихся сзади людей, бодро зашагал к стеклянным дверям бывшего питейного заведения.

Впрочем, вполне возможно, что эпитет «бывшее» здесь был неуместен — ибо кто его знает, как и в каких размерах пьют в нем нынче эльфы и прочая нечисть. Уже от дверей эльф нетерпеливо помахал в их сторону рукой и буркнул с осуждением в голосе:

— Ну, чего возитесь? Или сытые?

И он торопливо исчез в дверях, так и не познакомив Тимофея с очаровательным видением из катафалка.

В отличие от Вигалы рослая мечта поэта осталась в дверях, поджидая людей. Тимофей, подпихнув Леху в бок, пошел следом. С замиранием в груди вглядываясь в лицо, исполненное одновременно и совершенства и странного веселья.

— Мриф, — воркующим голосом проговорило кудрявое создание, — это мое имя, так что разрешите представиться. И разрешите сообщить вам, что король Михраэль попросил именно меня приглядеть за тем, как вы будете отдыхать в нашем мире…

— В вашем?! — возмутился Леха.

И сделал до ужаса мужественное лицо, одним глазом при этом косясь в сторону красивой девицы со странным имечком — Мриф.

Имя звучало как клекот орлицы.

Девушка изобразила смущение, на взгляд Тимофея, слегка притворное. А затем покосилась в сторону скромного тренера по тюк-до смеющимся серебряным взглядом. Почти таким же, как у эльфа Вигалы. Но не в пример более нежным.

— Э-э… мне сказали, что теперь этот мир — наш. Король Михраэль даже особенно посоветовал при разговоре с вами упирать на это обстоятельство, сказав, что вам к этому следует привыкать…

— Король Михраэль, э-э… несколько поторопился, — неопределенно высказался Тимофей.

Что-то дрожало в душе при каждом взгляде на эльфийскую красотку, как заячий хвостик.

Лexa, в отличие от Тимофея, выразился более жестко — в полном соответствии с разговорной этикой того культурного слоя, из которого происходил:

— Нет, ну что ты гонишь, а?! Ваш пахан…

— Кто? — изменившимся голосом переспросила Мриф, переступив с ноги на ногу, поменяв позу. В голосе, в котором прежде звучали колокольчики, теперь зазвенели льдинки. И взгляд сделался колючим.

На глазах у Тимофея верхняя губка эльфессы дрогнула и немного приподнялась вверх. Зубы у девушки были практически такие же, как и у Вигалы — длинные и отчетливо заостренные. Правда, серебристый блеск несколько смягчал их вид.

Но не намного.

— Ваш пахан, — брезгливо скривившись, бросил Леха. На округло-мощном лице братка явственно было прописано, что всякий, кто не разбирается в его братковской мове, есть лох и распоследнее чухло. И презрительное обращение к нему всего лишь заслуженный результат его собственной необразованности. — Что, вообще не понимаешь, что ли? Ты смотри мне, Землю вам никто не отдавал…

Дело принимало дурной оборот. Лицо эльфессы напоминало лицо фурии, долго бродившей по равнинам древней Эллады (сиречь Древней Греции) и наткнувшейся ненароком на деву-отцеубийцу на этих самых равнинах. А означенным девам древнегреческие фурии мстили с особенным удовольствием — и свидетель тому древнегреческий классик

Еврипид, написавший на эту тему пьесу еще во времена древних греков…

Дело было настолько плохо, что Тимофей даже не успел ощутить прилива рыцарских чувств, положенных ему вообще-то при столь тонких обстоятельствах, — было совершенно не до того. Кризис ситуации взывал к немедленным действиям.

Он сместился вплотную к утесообразной фигуре Лехи и раскрытой ладонью прихватил того сзади за мощный загривок. И прижал довольно болезненно мышечные жгуты по бокам шеи. Леха тут же со страстью всосал сквозь зубы воздух, задрал лицо и оскалил зубы. А затем начал слепо хватать рукой воздух со стороны Тимофея.

Пришлось свободной рукой перехватить еще и внушительных размеров руку, защемив легонько двумя пальцами косточки на запястьях.

— Мриф! — торопливо проговорил Тимофей, стараясь при этом не опускаться до извиняющихся улыбочек и искательных взглядов в сторону рассвирепевшей красавицы (даже в гневе выглядевшей настолько обворожительно, что дух захватывало). — Тебе родители говорили в детстве, что неприлично пинать прекрасной ножкой упавшего? Так вот, Леха в детстве падал не знаю сколько раз, так что даже и упоминать об этом не хочется. Прошу тебя, прости ему некоторую вольность речи! Не пинай, так сказать, много раз падавшего. Умоляю тебя, Мриф, э-э… прекрасная ты наша!

Женщины падки на лесть. Вот только отреагирует ли разъяренная Мриф на его довольно неуклюжий экспромт?

Верхняя губка эльфессы тем не менее опустилась, прикрыв оскал тигрицы, но взамен этого глаза злобно прищурились в сторону Лехи. «Интересно, а драться эта эльфийская девица умеет?» — подумалось вдруг ни с того ни с сего Тимофею. И не дай бог, если так же хорошо, как и Вигала…

Он не пенял себе за жестокое обращение с Лехой. Они пока что находились в руках эльфийского сообщества — это раз. И было совершенно ни к чему злить отдельных его представителей в лице обаятельной эльфессы. Во-вторых, он всего лишь сделал немного больно невоздержанному на язык Лехе — и только. Неизвестно, как могла обойтись с незадачливым братком сама эльфесса. Или собратья-эльфы.

Наверняка еще никто не смел обзывать даму из эльфов.