Том Холт - Не та планета

- Вы, - повторила она. Она только что прикурила сигарету, непотушенная спичка догорела и обожгла ей пальцы. Она даже не заметила. - Я…

- А, ну да. - Теперь он вспомнил. - Ты та глупая корова, которая переехала меня вчера вечером. - Он ухмыльнулся. - Добралась домой в целости и сохранности?

- Я?

- Да. Не то чтобы мне было до этого дело, - добавил он, обворожительно улыбнувшись, - потому что довольно скоро, если все пойдет так, как я надеюсь, и это перейдет в сугубо теоретическую плоскость. - Он ухмыльнулся. - Это я так шучу, - пояснил он. - Увидимся.

И прежде чем она смогла хоть что-то сказать, он перешел дорогу, завернул за угол и скрылся из виду.

- Вам хочется спать, - внушал голос. - Вы совершенно расслаблены. Пальцы ваших ног расслаблены. Расслаблены лодыжки…

«Чушь», - подумала она, но веки сами собой сомкнулись, и ее сознание снялось с якоря и помчалось куда-то по уже привычной схеме. «Пустая трата времени и денег, - пронеслось у нее в голове, - это бессмысленно, ничего не выйдет… Ох!»

Пытаясь дать происшедшему разумное объяснение, она решила, что это случилось, потому что ее второе столкновение с тем странным и неприятным человеком было еще свежо в подсознании: его лицо на весь экран; так что, когда тормоз с ее сознания был снят и она начала свободное скольжение сквозь свои собственные скрытые предубеждения, вид того же лица при совершенно других обстоятельствах, должно быть, довольно резко ее осадил.

Совершенно другие обстоятельства или череда обстоятельств… Ее разум превратился в хранилище разрозненных экранов, и на каждом одно и то же лицо - его лицо; каждый отличался от другого, как век от века, жизнь от жизни. Безусловно, это стоит уплаченных денег, к тому же выгодно отличается по накалу страстей и количеству впечатлений от того, что можно испытать, когда тонешь или падаешь с высокого здания: тут вместо одной жизни перед глазами проносятся десятки…

Оказывается, она… так-так, посмотрим… ну, в этой жизни простая секретарша в государственном учреждении. В своем предыдущем воплощении она была ни много ни мало профессором ядерной физики, а еще раньше женой всемирно известного астронома, а перед тем скромной школьной учительницей в Новой Англии, а до того вдовой богатого промышленника, а прежде… А, да кем только ни была, в том числе и маленькой девочкой, которая стояла под палящим солнцем на пыльном дворе и наблюдала за лысым дядькой, рисующим палкой на земле какие-то линии, и вразумляла его: «Вот это да! Дядя, ты только посмотри, квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, надо же!..»

Так много жизней. Все разные. Все мои. И в то же время не такие уж разные. Возможно, если бы она бодрствовала, то этот ребус так бы и остался нерешенным, слишком многое мешало бы.

Но сейчас, когда перед глазами мелькали картинки, основной сюжет вырисовывался с отчетливостью окурка в миске с салатом; быстро, интуитивно она сложила мозаику воедино.

Всякий раз он был ее отцом. Всякий раз он либо советовал, либо уговаривал, либо принуждал ее жить так, а не иначе - касалось ли это брака, карьеры, да чего угодно, - и всякий раз она оказывалась ключевым звеном в цепи событий. Будучи профессором, она совершила прорыв в науке; перед этим обратила внимание своего мужа на маленькое пятнышко, которое было заметно, если посмотреть в телескоп, и которое сам он не заметил; еще раньше вложила часть денег своего покойного мужа в компанию, которая тщательно очищала необходимый сплав от примесей; а до того в качестве школьной учительницы заразила одного вундеркинда своей страстью к математике, которую пронесла через всю жизнь; а еще раньше уговорила мужа профинансировать завоевательные походы испанского конкистадора Эрнандо Кортеса и помогла таким образом осуществиться его безумным мечтам. Всякий раз она делала еще один маленький шаг (и всякий раз никто не обращал на нее ни малейшего внимания, потому что, в конце-то концов, она была всего-навсего женщиной…) на пути к осуществлению грандиозного замысла ее последовательного отца. Послушная папина дочка.

Проснуться, сейчас же, пожалуйста, кричала она; но ее рот и легкие крепко спали, пока гипнотизер продолжал бубнить про то, как она ненавидит запах табачного дыма (лжец). Пришлось ей временно пойти на попятную и подождать, пока перед ней воочию предстанут широкие, энергичные мазки большой картины.

И вот тогда она все поняла.

Очень уж много событий для одного дня.

Конечно, он никогда не смог бы пойти на такой шаг. Главным образом, потому что это было бы слишком просто, черт побери, - слишком угнетающе, предсказуемо, неутешительно просто. Стоило всего-то сделать пару звонков, шепнуть пару слов на ушко нужным людям, тут приврать, там намекнуть - и тысяча бомбардировщиков взмоет в воздух раньше, чем успеют открыться пабы. «Но что дальше, - подумал он. - Если все так просто, куда спешить? Можно сделать это завтра, или послезавтра, или послепослезавтра. Если и вправду захочу. Так ведь…

Не захочу, - вынужден был признаться он сам себе. - И лучше не надо копаться в причинах. Сама идея, что я становлюсь мягкотелым, перенимаю местные обычаи и образ мыслей туземцев и превращаюсь в одного из них, - что ж, остается отрастить хвост и заказывать бананы оптом». Он всунул ключ в замочную скважину и вошел.

- Привет.

На этот раз настал его черед изумиться:

- Ты?!

Она кивнула ему - сдержанно, вежливо.

- Здравствуй, папа. Он нахмурился.

- Что-что?

- А также, - продолжала она, - здравствуй дедушка, прадедушка, прапрадедушка и прадедушка в двенадцатой степени. Ах ты, сукин сын! - добавила она с чувством.

- А-а, - только и смог ответить он. - Понял. Извини, сразу не признал.

Она покачала головой.

- Немудрено, - ответила она. - В конце концов, я каждый раз выгляжу по-разному, и в этой жизни ты не видел меня с тех пор, как мне исполнилось два года. Кстати, газету купил?

- Что?

- Газету. Ту, за которой ты выбежал на минуточку последний раз, когда я тебя видела. Ну да, точно, вон торчит у тебя в кармане.

- Хм… - протянул он. - Ты меня прости, я не…

Элис запустила в него пепельницей, вдребезги разбившейся о его лоб. Она нахмурилась и сердито посмотрела на него.

- Что, совсем не больно, да? - поинтересовалась она.

- Ну да, - согласился он.

- Так я и думала. Л жаль. Есть что-нибудь, что может тебя ранить, причинить тебе боль? Хоть что-нибудь? Потому что…

Он улыбнулся.

- Только то, что я застрял на этой планете, - услышала она в ответ. - Не обращай внимания. Это я так…

- Знаю, знаю, шутишь, - перебила она. - Только теперь это уже не так. Понимаешь ли, я вспомнила. Всё или всех, как угодно. По чистой случайности, - продолжала она, - под гипнозом. Хожу на сеансы, чтобы бросить курить, а курить я начала только из-за постоянной нервотрепки дома, потому что у моей мамочки нервы ни к черту, потому что…

Он кивнул.

- Сплошная черная полоса, несчастье за несчастьем, так что просвета не видно? - сказал он. - Имеет ли смысл спрашивать, как ты нашла меня? Этот адрес, вообще-то, нигде не значится, и…

- Да, - ответила она холодно, - но, кажется, частица папочкиного хитроумия и жестокости передалась и мне. Взломала базу данных департамента - и вот я здесь. Ты можешь мною гордиться.

Он на секунду задумался.

- Не сказал бы, - ответил он. - Хочешь чаю?

- А нельзя ли отведать бутерброд с паштетом из твоей печени?

Он покачал головой.

- Об меня скальпели ломаются, - ответил он, - а лазерные лучи я, кажется, просто поглощаю. Но у меня в холодильнике найдутся шоколадные мини-рулеты, мои любимые, а раз мне они нравятся, то и - нетрудно догадаться - тебе тоже.

Неутолимая жажда мести - одно, а шоколад - совсем другое.

- Ладно, давай, - согласилась она. - Но я все равно тебя до смерти ненавижу.

- Я тебя тоже, - ответил он, беззлобно ухмыльнувшись, и стал набирать воду в чайник.

- Вот в каком положении я оказался, - сказал он спустя полчаса, - совсем один, всеми покинутый, под палящими лучами чужеземного солнца, кто знает за сколько тысяч световых лет от дома, без надежды на спасение, обреченный на вечное изгнание на негостеприимной планете среди первобытных дикарей. - Он вздохнул. - И все потому, что мои дружки, чтоб им пусто было, напоили меня и заперли в грузовом отсеке первой попавшейся межгалактической ракеты накануне моей свадьбы. Пошутили, как водится, на мальчишнике. Эх, попадись они мне…

- Это вряд ли, - перебила она. - Прошло три тысячи лег, их уже давно нет в живых.

Он снова вздохнул и объяснил ей, что такое релятивистские искажения.

- Так что на самом деле, - продолжал он, - я отсутствовал всего - сколько?.. - двадцать пять лет по нашему времени. И если учесть, что на моей родной планете на пенсию выходят в двести лет… - Он пожал плечами. - Не то чтобы это имело большое значение, - продолжал он, - потому что ясно как день, черт возьми, я с этим уже смирился: домой я не попаду. Никогда. Проклятие, я даже не знаю, где мой дом. - Он помолчал немного. - Что ты на меня так смотришь?