Виктория Князева - Золотое царство

Далеко-далеко внизу вышел на тропу белый всадник Святополк. С его появлением утро закончилось и жаркий летний день полностью вступил в свои права. Еще громче запели птицы, звери потянулись на водопой, даже рыбы и те радовались новому дню. На полях мужички с тревогой смотрели на небо, думая, как бы солнце не пожгло посевы, женщины у колодца пересмеивались между собой. И никто не видел, что высоко над облаками летит в Золотое царство огромная железная птица, неся на своей спине царского стрелка и кота-сказочника.

Наконец птица начала снижаться. Внизу ничего не было видно из-за белой облачной завесы, которая казалась Андрею снежной равниной, но стрелок словно бы чутьем угадал — до дома близко. Он закинул в клюв птице очередной кусок хлеба и, радостный, начал даже что-то напевать. Птица могучей грудью пропорола белое облако и, отряхиваясь от холодных капель, повернула голову вправо. Стрелок привычным движением сунул руку в бочку уже по самый локоть… и нащупал пустое дно. Птица требовательно щелкнула клювом. Андрей, не зная, что и думать, посмотрел на Баяна, который был чем-то чрезвычайно доволен. Стрелок посмотрел на его лоснящуюся пасть и все понял. Он схватил кота за шкирку и слегка приподнял.

— Мясо где! — заорал Андрей, тряся кота. — Где мясо? Собачий ты огрызок!

— Ну съел я, — как ни в чем не бывало ответил кот, — не все же ей одной лопать! Я, может, тоже хочу! А ругаться-то зачем?

— Ты, шкура, понимаешь, что ты наделал?! — внезапно севшим голосом сказал стрелок. — Она же без еды…

Договаривать не пришлось. Птица как-то странно пискнула, затрещала, из последних сил взмахнула черными крыльями и мгновенно превратилась в крохотную курочку золотое перо, которая, к слову сказать, и летать-то толком не умела.

Но этого уже не заметили ни Андрей, ни вцепившийся в него Баян, потому что, как только из-под них выскользнула чудо-птица, оба начали стремительно падать вниз.

Стрелок орал что есть мочи, кот виновато молчал, выпустив когти и прижав уши. Обоим было страшно, и оба уже прощались с жизнью, однако, на их счастье, внизу оказалась небольшая речушка, в которую они и упали, взметнув целый фонтан брызг. Речка была неглубокой, Андрей больно стукнулся о песчаное дно и тотчас вылетел наверх, добрым словом помянув покойного родителя, который научил его плавать едва ли не трех годков от роду. Кот так просто не отделался, он вдосталь наглотался воды, а набитое брюхо тянуло ко дну. Стрелок кое-как выловил Баяна и, одновременно ругаясь и радуясь, вышел на берег, без сил упал на песок и закрыл глаза. Кот долго отфыркивался и встряхивался и в конце концов тоже прилег рядом. Вскоре солнышко высушило обоих и можно было бы снова тронуться в путь, но и кот, и стрелок были слишком уставшими, чтобы сделать еще хоть шаг.

Андрей открыл глаза и понял, что успел задремать. Полдень уже давно прошел, тени деревьев удлинились, и пора уже было подумать о ночлеге, потому как оставаться ночью на берегу реки было немыслимо. Стрелок потянулся и встал на ноги, озираясь по сторонам. Места были незнакомые, хотя явно обжитые, — тянулась вдоль речки широкая тропа, слышно было, как где-то неподалеку работает водяная мельница. Андрей взъерошил зачем-то волосы, подтянул штаны и с наслаждением пнул в бок спящего кота. Тот взвыл, не открывая глаз, выгнул спину дугой и начал молотить лапами по воздуху. Стрелок, посмеиваясь, приподнял его за шкирку, встряхнул и бросил обратно на песок.

— Ты чего? — сдавленно прошипел Баян, — По что разобидел меня, бедного?!

— Сам знаешь за что, — наставительно сказал Андрей и бодро зашагал в сторону мельницы.

Кот испугался и, несмотря на перенесенную обиду, как мог быстро побежал за стрелком. Догнал и затравленно спросил:

— Ты куда идешь?

— Туда, — неопределенно сказал Андрей, — куда надо, туда и иду.

— Я с тобой, — быстро заявил Баян.

Стрелок только плечами пожал.

По обеим сторонам тропинки росли желтые лютики, роились над ними целые тучи разноцветной мошкары. Огромные бабочки вальяжно перелетали с цветка на цветок, сверкая роскошными крыльями. У самой воды старая ива склоняла тяжелые ветви, словно стараясь дотянуться до другого берега, а на ее вершине сплели гнездо маленькие серые птички.

У самой мельницы кот начал вдруг оправдываться примирительным голосом, но Андрей ничего не расслышал — так громко шумела и бурлила вода. Навстречу путникам вышел румяный мужичок в синем армяке. Он весь взмок от жары, но смотрел весело и держался настоящим молодцом. В руках у него был инструмент непонятного назначения, в котором просматривались черты и топора, и лопаты одновременно.

— Здравствуй, добрый человек! — поклонился стрелок.

— Чьи вы? — спросил мужичок вместо приветствия. — Откуда путь держите?

Андрей назвался, не упомянув, впрочем, о цели своего путешествия. Кот демонстративно промолчал.

— Ну здрав будь, царский стрелок, — поклонился в свою очередь и мужичок, — а я Вершило, мельник тутошний. Может, надо чего?

— Переночевать бы, — попросил стрелок, — ночь близко.

— Близко, верно, — нахмурился почему-то мельник, — да разве ж то беда! Беды, они куда как поболе будут. Тут ведь…

Он не договорил и махнул рукой:

— Ладно, чего там. Переночевать пушу, а там уж не обессудьте, с утра пораньше отправляйтесь своей дорогой.

— А что такое? — насторожился Андрей. — Может, приключилось что? Ты скажи, за мной дело не постоит — в недобрый час и оборонить, и оградить могу.

— Нехорошо тут, — нехотя сказал Вершило.

Стрелок решил больше не приставать с расспросами и пошел вслед за мельником к его избе близ огромной сосны, непонятно как выросшей среди низкорослых рябин и березок. Цепная собака пару раз тявкнула для порядка и снова улеглась спать в тени собственной будки. Баян прижал уши и спрятался за спину стрелка.

— Ну заходи, Андрейка, — пригласил Вершило, — гостем будешь.

— Спасибо, — поблагодарил стрелок и вошел в дом. Было там прохладно и на удивление чисто, стол, стоящий посреди горницы, был покрыт белоснежной скатертью с вышитыми по углам красными петухами. На столе стоял пузатый медный самовар, начищенный до блеска, на окнах развевались от сквозняка полосатые занавески. На стенах висели связки сушеных грибов, лук в полотняных мешочках, возле двери на гвоздике был повешен цветастый полушалок.

— Хозяйка моя, — представил мельник, указывая рукой на лавку. Там приютилась женщина, которую стрелок сначала принял за ребенка — до того она была мала ростом.

— Забава, — назвалась мельничиха и покраснела. На вид ей было не больше девятнадцати-двадцати лет, но в длинной русой косе отчетливо проглядывала седина, а вокруг ясных серых глаз крохотными стрелочками нарисовались морщинки.

Андрей поклонился и сел на лавку подле хозяйки. Разговор не клеился — Вершило все больше отмалчивался и порывался убежать обратно на мельницу, а Забава теребила рукой косник, расшитый бисером, и смущалась без причины. Одному коту было все нипочем, он нашарил в углу крынку со сметаной, холодную, видно только что из погреба. Теперь Баян сидел и наворачивал сметану за обе щеки, свято уверенный в том, что его никто не видит.

— Пойду я, — не выдержал наконец мельник. Он вышел, хлопнув для чего-то дверью, видимо, приход гостей несколько подпортил его настроение. Забава совсем притихла, искоса поглядывая на Андрея и думая о чем-то своем.

— О чем грустишь, хозяюшка? — решился спросить стрелок. Мельничиха испуганно на него посмотрела и ничего не ответила. В наступившей тишине слышно было только, как громко чавкал совершенно счастливый Баян.

Стрелок встал и прошелся по горнице. На одной стене он обнаружил странную картину, изображавшую кровавое побоище, и несколько минут простоял, открыв рот. В самом деле, было на что посмотреть: неизвестный художник не поскупился на краски и так изобразил честной бой, что дух захватывало. Лица, искаженные гримасами боли и отчаяния, молодецкий задор и свирепость — все удалось изобразить на редкость удачно. Андрей только языком прищелкнул:

— Эх, какой живописец-то знатный!

— Это батюшка мой рисовал, — неожиданно сказала Забава.

— Да ну? — удивился стрелок. — Он у тебя, видно, большой мастер.

— Да, — тихо сказала она и вдруг разрыдалась, да так горько, что Андрей не знал, что и подумать. Даже кот и тот оторвался от крынки и уставился на мельничиху. Сметаной был вымазан Баян по самые уши.

— Прости, не удержалась, моченьки моей нет, — пробормотала Забава, перестав наконец плакать, — как вспомню родимого батюшку — так вот к самому сердцу и подкатывает.

И она показала на груди, где именно у нее подкатывает. Кот неодобрительно хмыкнул и вернулся к прерванному занятию.

— Помер тятя-то? — спросил для поддержания разговора стрелок.