Игорь Мерцалов - За несколько стаканов крови

— Так Тучко стрелял в иностранцев! — сообразил Персефоний, вспомнив события на площади.

— И очень хорошо стрелял, — кивнул Воевода. — Которые выжили, те все равно уедут. Потому что вице-король им расскажет про безумного бригадира, который устроил покушение, доведенный до сумасшествия обвинениями в предательстве, а иностранцы обязательно спросят: почему этот сумасшедший стрелял в кого угодно, только не в тех, кого, по идее, должен винить? Больше, скажут они, похоже на передел наших инвестиций в вашу незалежность. Ну, в общем, там уже моя забота, что они подумают и какие выводы сделают, — заключил призрак.

— Значит, вам и вправду нужен был Тучко-бригадир?

— Совершенно верно. А я был нужен ему. Он ведь сам для того и вернулся, чтобы отомстить и умереть. Именно так, с шумом и фейерверком. «Чтоб знали, гады», — как он выразился. Он зарядил посох отборными чарами, у него был с собой ифрит из клада. Но пронести все это на парад без посторонней помощи немыслимо, и для этого я ему очень пригодился. Кстати, когда я рассказал ему, в кого, на мой взгляд, выгоднее целиться, он понял меня гораздо быстрее, чем ты. Вот, собственно, и все. Остались у тебя еще вопросы? Может, хочешь узнать, куда Хмурий Несмеянович подевал свою часть денег?

— Нет, не хочу, — потупившись, ответил Персефоний.

Усталость навалилась на него. Персефоний нехотя приподнялся и начал поправлять растрепавшуюся одежду. Ковер гладко скользил под звездным небом. Внизу стелилась лесистая равнина, городские огни остались далеко позади.

— Лучше переоденься, — посоветовал Воевода. — Это уже никуда не годится.

Он был прав: плащ и сюртук разошлись по швам, колени выглядывали сквозь рваные дыры. Упырь открыл саквояж и, ежась на ледяном ветру, надел костюм из Ссоры-Мировой.

Ковролетчик шевельнулся и протянул ему трость — Персефоний почему-то не удивился, узнав свою собственную.

— Спасибо, что подобрали, — сказал он.

— Не за что, — проскрипел тот — по голосу безошибочно угадывался зомби — и протянул вслед за тростью «магум».

Персефоний взял револьвер и, размахнувшись, зашвырнул его в ночь.

— Надеюсь, ты понимаешь, что этого разговора между нами не было? — спросил призрак.

— Да, конечно. Не хочу, чтобы вы меня прикончили.

— Я этого тоже не хочу, можешь себе представить. Кроме всего прочего, это элементарная благодарность. Все-таки хорошо, что ты пришел на парад… Слушай, скажи честно, ты бы вытащил Хмура, будь у тебя возможность?

— Да.

— Почему? Он тебе друг?

— Нет.

— И ведь ты понимаешь, что он не хотел жить.

— Дело не в том, кто чего хочет, — подумав, ответил Персефоний. — Если бы все его желания исполнялись, это как раз и было бы хуже всего. Наверное, господин Воевода, разумному вообще нельзя жить как хочется. Вот Хмурий Несмеянович пожил — кому лучше стало? Жизнь как любовь: не за что-то, не ради чего-то, а вопреки и несмотря. Не знаю, понимаете ли вы…

— Думаю, что понимаю, — сказал призрак. — А убил бы ты его, если б вдруг, скажем…

— Да, — коротко ответил упырь.

Ковер приземлился на маленькой железнодорожной станции, за углом бревенчатого здания вокзала. На перроне курили мужчины, у паровоза, окутанного белыми облаками, суетились техники.

— Вот твой поезд, — сказал призрак, а зомби протянул упырю билет. — Ты опоздал на него, нанял экипаж и догнал несколько минут назад. Так что в городе тебя давно уже нет, и новости о событиях на параде ты будешь слушать с широко раскрытыми глазами. Все понял? Ну, бывай, что ли.

— Спасибо вам, господин Воевода. Прощайте. И… удачи.

— Тебе тоже. Смотри не кисни там, в изгнании. Глядишь, скоро будет куда вернуться…

Зомби в плаще и шляпе поднял ковер, и они с призраком улетели в город, в гущу событий и паутину дел. Персефоний, покачивая саквояжем, вышел под фонари и направился к кондуктору. Доски перрона поскрипывали под ногами. Шипел паровоз, и повсюду звенели сверчки.

— Только напрасно вы спешили, сударь, — сообщил ему кондуктор. — По расписанию, верно, через три минуты уже следовало бы отправляться, но на станции кончилась вода, ждем подвоза. Боюсь, как бы не пришлось простоять до утра.

— Не страшно. Главное — мы в дороге.

— И то верно, сударь. Идемте, я покажу вам купе.

Опасения кондуктора не подтвердились: воду подвезли быстро и уже через час паровоз, попрощавшись со станцией коротким гудком, начал разгон. Застучали колеса — бодрее, резвее. Пробегали деревья в окне, прогрохотал под днищем мост через заросшую тихую речку.

…К утру поезд приблизился к границе. Кондуктор заглянул в купе напомнить, что через десять минут рассвет, самое время закрывать ставни.

— Спасибо, я управлюсь сам, — не оборачиваясь, ответил Персефоний.

— Осмелюсь напомнить, что следует приготовить билет и документы, сударь. Скоро граница, проверять будут.

Упырь вынул бумаги и положил на столик перед собой. Кондуктор хотел сказать что-то еще, но заметил слезу на щеке пассажира и деликатно прикрыл дверь.

Полуобнаженная женщина с горделиво повернутой головой, которая в правой, поднятой кверху руке держит факел, а левой решительно делает отвергающий жест, пресекая притязания кого-то, стоящего слева; судя по выражению и направлению взгляда, это сластолюбивый пигмей.

Лесины — полукровки от смешанных браков людей и леших.

В четверть печатного листа (лат.).