Маргарита Полякова - Варька и вурдалаки

Охрим еще несколько раз прошелся по комнате и остановился перед знакомой дверью. Может быть, для него тоже настала пора определиться с тем, что ему действительно нужно? Выбросить из головы прошлое, перестать себя изводить и попытаться взглянуть на мир совсем по-другому? Колдун собрался с духом, решительно вздернул голову, открыл дверь и перешагнул порог.

В пещере было все так же тепло, ясно и… совершенно тихо. Охрим подошел ближе и присел у ног статуи. Великий шедевр великого скульптора обдал его спину холодом. Так же, как и всегда. А чего он ждал? Каменное изваяние, так похожее на живую женщину, никогда не станет живым. Оно не сможет ни любить его, ни даже ненавидеть. Стоящая на одном и том же месте статуя всегда будет улыбаться в пустоту. А Охрим всегда будет знать, что улыбается она не ему.

Вечная зелень, вечное солнце и вечно молчащая женщина. Сколько времени это уже длится? Пятьдесят лет? Сто? Какая разница, если это не проходит? Боль не тупеет, не стихает и не отпускает своей железной хватки. Охрим с трудом поднялся и, стараясь не оглядываться, вышел из комнаты. Ему давно уже надо было избавиться от этого холодного изваяния. Конечно надо было! Но рука так и не поднялась. Слишком уж гениальным был скульптор. Слишком уж одушевленным получилось его творение. А может быть — дело было совсем в другом. Может быть, следовало просто смириться с тем фактом, что время просто не властно над некоторыми чувствами.

Охрим буквально заставил себя несколько успокоиться и даже сесть в кресло. Однако сжавшая сердце боль отступаться не желала. Она жгла, резала, выворачивала наизнанку… она измывалась над колдуном до тех пор, пока он не сдался, бессильно опустив голову на стол и прикрыв ее сверху руками. Ему было тяжело. Слишком тяжело. Одиночество давило на него, как никогда раньше. Одиночество и любовь, которой он не мог, да и не хотел сопротивляться.

Наверное, в жизни каждого человека существует такой момент, когда в его судьбу вмешиваются высшие силы. Светлые, Темные, или просто Силы — неважно. Они делают в его сторону красивый жест, и человек получает гораздо больше, чем ожидал в самых своих светлых мечтах. Может быть даже — гораздо больше того, с чем он может справиться.

Видимо, Охрим тоже как-то попал в кон. Толи попросил вовремя, толи просто Желание его было слишком мощным… Во всяком случае, Силы его заметили, расщедрились и легонько щелкнули пальцами.

Секунд несколько ничего не происходило. А потом утопавшая в цветах статуя пошевелилась, спрыгнула со своего постамента, на цыпочках подкралась к Охриму и с лукавой улыбкой тронула его за плечо.

Великие Силы, сделавшие красивый жест, не задержались и не улыбнулись. Они даже не поинтересовались, о чем думал Охрим в первые секунды после того, как поверил в то, что это действительно случилось, и любимое, знакомое наизусть лицо, наконец ожило, и тоже смотрит на него с теплотой и вниманием. Впрочем… одно можно было сказать вполне определенно — в этот момент колдуну было абсолютно все равно, какие именно Силы совершили для него это чудо. Он просто смотрел в глаза своей женщины и улыбался.

P.S.

Никто и никогда не сможет объяснить, почему жизнь складывается так, как она складывается, а не как-то иначе. Почему происходят определенные события, встречаются друг с другом люди, и почему к чувствам именно этих людей непредсказуемая случайность бывает до безобразия благосклонна. Никто и никогда не скажет вам этого. Потому что подобные подарки судьбы вообще не бывают ни заслуженными, ни логичными. Они просто случаются, заставляя нас поверить в то, что у любви, возможно, всегда есть будущее. В то, что любовь, может быть, — это вообще единственная вещь, ради которой стоит жить. Замешанная на страхе и крови, на деньгах и на человеческом безумии, возможно, что любовь — это единственная реальная вещь, в существование которой стоит верить. Потому что без веры в то, что где-то есть Настоящая Любовь, которую не убивают разлуки, не душит быт и даже не может смыть время "ни водкой, ни мылом с наших душ", жизнь становится серой и бессмысленной. Без веры в то, что эта Настоящая Любовь, которую нельзя ни купить, ни уничтожить, и от которой даже нельзя отречься, действительно (хоть где-то) существует, мир вокруг становится не таким привлекательным.

Она просто должна существовать по логике вещей. Та самая Любовь, ради которой, все-таки, стоит жить. Та самая Любовь, ради которой можно пойти босиком на Северный полюс, убить дракона и с улыбкой на губах выпить чашку цикуты. Та самая Любовь, ради которой так легко оторваться от земли, даже не имея крыльев.

Она существует. Она просто должна существовать по логике вещей. Где-то недалеко, на расстоянии вытянутой руки. Та Самая Любовь, которая только ждет случая, чтобы с вами встретиться. Хотя бы для того, чтобы изменить вас навсегда. И еще для того, чтобы навсегда изменить мир, который вас окружает.

Было гнусное утро, поднималось мерзкое солнце, весело щебетали птички, а из деда Прокопия лезла борода. Причем делала она это столь разнообразно, что узнавать Прокопия с каждым днем становилось все труднее и труднее. В доме стояла гнетущая тишина, изредка нарушаемая не умеющими держать театральную паузу мухами.

Селиван умирал. Умирал уже в который раз, наивно надеясь, что это, наконец, насовсем. Он лежал на роскошной постели, а вокруг стоял рыдающий люд. Волосы деда Селивана были разметаны по подушке, и поэтому никто не заметил, что экономный Прокопий положил ему под голову вместо подушки валенок.

Губы пересохли от недостатка пива, нос заострился, зубы, впрочем, тоже.

— Подойди ко мне. — сказал Селиван кому-то, сверкнув взглядом.

Прокопий и Никифор посмотрели друг на друга, выясняя, кто сей счастливчик. Наконец, решился подойти дед Никифор. Ударом кулака выдавив из себя пару слез, он принял печальный вид.

— Ексель-моксель, Селиван, ну сколько уже помирать можно?

Лежит себе дед Селиван под землей, пьет пиво и думает. Это что же получается? Он, значит, их всех в завещании помянул, а они без него водку пьянствуют и безобразия нарушают?! И тут до Селивана дошло, что хватит маяться дурью, что пока он тут лежит, весь поминальный ужин сожрут! И всю водку без него выпьют!

Пиршество было в самом разгаре. Звучала музыка, звенели стаканы, и поначалу на стук в дверь никто не обратил внимания. Потом, когда Селиван вместо кулаков пустил в ход ноги в окованных железом шузах, пьянствующая компания соизволила поинтересоваться, кто это там собственно.

Vade retro, satanas (лат) — Сатана, изыди. Фраза, считавшаяся в средние века капитальным чертогонным средством.