А. Бенсон - Закрытое окно

Случайно взгляд сэра Марка упал на ключ от верхней комнаты, который валялся на подоконнике с тех пор, как он его туда бросил. Внезапно желание подняться наверх и покончить раз и навсегда с этой пустяковой тайной обуяло его с силой, которой он уже не мог сопротивляться. Дважды он поднимался, брал ключ, неуверенно теребя его пальцами, и в нерешительности клал обратно, но затем вдруг схватил его и стремительно направился к винтовой лестнице. Он почти взбежал по ней, преодолев несколько витков лестничной спирали, так что у него закружилась голова от калейдоскопического мелькания образов того яркого внешнего мира, что заглядывал сюда сквозь башенные амбразуры. Сторона, на которую выходило закрытое окно, куда ни глянь, представляла собой сплошной зеленый ковер, покрывающий величественные холмы. На небе не было ни облачка, и теплый ветерок приятно ласкал Марка, стоящего в холодном лестничном пролете. Тут он услышал ниже по лестнице мягкий топот собачьих лап и понял, что старая гончая решила последовать за ним. Как ни странно, но сейчас, стоя у запертой двери, ему, пожалуй, было приятно сознавать себя в компании живого существа. Дождавшись, когда пес взберется наверх, он, уже более не мешкая, открыл дверь и переступил порог.

Комната при всей своей запущенности удивительным образом все же не производила впечатления нежилого помещения, и к Марку вдруг пришла необъяснимая уверенность в том, что его здесь давно ждут. Отбросив все сомнения, он решительно подошел к запертым ставням и внимательно осмотрел их. Шум за спиной заставил его повернуться, и он увидел, что собака сидит у порога, вытянув морду, и тревожно обнюхивает воздух, не решаясь ступить в комнату. Марк позвал пса, по привычке протянув к нему руку, но животное в ответ лишь несколько раз вильнуло хвостом, как бы давая понять, что слышит призыв хозяина, но тут же продолжило свое настороженное исследование. С первого взгляда было видно, что смышленая собака учуяла в комнате что-то неладное, — подобрав под себя лапы, она легла на пороге, дрожа всем телом и испуганно глядя на своего господина. С недобрым предчувствием и стараясь быстротой действий заглушить невольный страх, Марк вытащил прочную скобу из ставней, поставил ее на пол и буквально выдернул ставни на себя. Открывшееся за ними и примыкающее к окну пространство было сплошь затянуто полуистлевшей паутиной, которую он смахнул той же скобой, но за окном, и это не могло не поразить его, стояла почти полная темнота. Окно было темным настолько, что казалось, еще что-то заслоняет его с внешней стороны, но ведь Марк отчетливо помнил, как, стоя внизу, сам не раз видел свинцовый отблеск этих стекол. Он отступил в изумлении, но, уже не в силах сдержать любопытство, ухватил руками давно проржавевшие створки и рывком распахнул окно. Все та же непроглядная тьма была и по ту сторону, но вдруг из этой самой тьмы повеяло каким-то ледяным, пронизывающим до костей ветром. Словно что-то невидимое пронеслось мимо, и он услышал, как глухо взвыла старая гончая. Когда же он обернулся, то увидел, что пес поднялся, весь ощетинившись и оскалив клыки, но мгновением позже завертелся волчком и стремглав выскочил из комнаты.

Оставшись совсем один, Марк, стараясь унять тот ужас, который, казалось, заставлял кровь стынуть в его жилах, отвернулся от пугающей тьмы и окинул взглядом утопающую в солнечном свете комнату, но затем вновь повернулся и, призвав на помощь все свое самообладание, выглянул из окна в кромешную мглу. Увиденное настолько поразило его, что поначалу Марк испугался, не сошел ли он с ума. Перед его взором предстал мрачный, скалистый склон в какой-то пустынной местности, который был усеян валунами и поднимался почти до самого окна, так что, наверное, без труда можно было спрыгнуть вниз, тем более что крепостная стена, как казалось, едва вырастала из окружающих скал. Было тихо и темно, как в безветренную, беззвездную ночь, и лишь тусклый, рассеянный свет непонятной природы позволял различать контуры предметов. Склон, примыкающий к крепости, очень круто уходил вниз, а далее, там, где — Марк твердо знал — должен был начинаться соседний холм, смутно вырисовывались очертания равнины, посреди которой горел какой-то огонек, похожий на освещенное окно маленькой сторожки. Совсем недалеко, чуть ниже по склону, он углядел нечто, напоминающее фигуру пригнувшегося к земле человека, который, скользя и спотыкаясь о камни, отчаянно карабкался вверх, словно неожиданно получил шанс на спасение. Вместе с леденящим, переполняющим сердце страхом вдруг пришло и неудержимое желание спрыгнуть вниз, на эти самые камни, но тут Марку показалось, что человеческая фигура внизу остановилась, разогнулась и призывно махнула ему рукой. Чувство смертельной опасности сразу охватило все его существо, и, как человек, вдруг осознавший, что стоит на краю пропасти, он, собрав волю в кулак, заставил себя отпрянуть от окна и захлопнуть створки. Почти парализованный страхом, трясущимися руками Марк закрыл ставни и, поставив скобу на прежнее место, цепляясь за стены и еле волоча переставшие слушаться ноги, вышел из комнаты. Но как только он запер дверь на ключ, пережитый ужас овладел им с новой силой. В панике Марк сбежал по винтовой лестнице, не помня себя, выскочил из дому и, подбежав к старому большому колодцу посреди внутреннего двора, швырнул в него ключ, прислушиваясь затем к тому, как, падая, он ударяется о каменные стены. Даже после этого молодой Норт долго еще испуганно озирался по сторонам, не решаясь снова войти в дом, пока переполняющий его душу жуткий страх постепенно не рассеялся и не оставил после себя ничего, кроме пустоты и уныния.

Тут вернулся Роланд, как всегда с множеством новых историй, но, уже начав их рассказывать, вдруг осекся и спросил Марка, не болен ли он. Марк, который сидел мрачнее тучи, что было совсем не похоже на него, ответил отрицательно и в таком резком тоне, что удивленный Роланд лишь поднял брови и, продолжая свой витиеватый рассказ, уже не возвращался к этому вопросу. Но когда наконец возникла пауза и он спросил у Марка: «А что ты делал сегодня утром?» — то тому показалось, что хитрый взгляд украдкой сопровождал этот в общем-то невинный вопрос. Волна беспричинного гнева вдруг захлестнула Марка. «Какое тебе до этого дело? — взорвался он. — Я что, не имею права делать что хочу в своем собственном доме?»

«Без сомнения», — ответил Роланд в изумлении и, не произнеся более ни слова, вскоре вышел, мыча себе под нос какую-то мелодию.

В тот вечер непривычное молчание царило за их обеденным столом, и, хотя Марк из вежливости и задавал вопросы, беседа явно не клеилась. Только когда прислуга вышла и они остались вдвоем, Марк протянул руку Роланду со словами: «Роланд, прости меня! Мне стыдно за то, что я наговорил тебе сегодня. Мы уже так долго живем под одной крышей, но никогда не были так близки к ссоре, как теперь. Это моя вина».

В ответ Роланд улыбнулся и крепко пожал ему руку. «Я не придал этому такого большого значения, — сказал он. — Удивительно, что ты вообще уживаешься с таким бездельником, как я». Друзья еще долго говорили, пребывая в том благодушном настроении, какое наступает сразу после примирения, но ближе к концу вечера Роланд вдруг спросил: «Послушай, Марк, а что это за история, будто бы после смерти твоего дедушки должны были остаться какие-то сокровища?»

Не желая того, кузен этим вопросом затронул очень больное место, но Марк не подал виду и отвечал: «Пожалуй, я ничего не знаю об этом, за исключением того, что он принял поместье в отличном состоянии, а оставил почти разоренным и что никто не знает, куда, собственно, девались доходы с поместья за много лет. Спроси лучше у стариков в деревне — они знают о доме куда больше, чем я. Только, Роланд, прости меня еще раз, но я бы не хотел, чтобы мы упоминали имя сэра Джеймса. Я жалею, что мы вошли в его комнату. Это трудно объяснить, но мне все время кажется, что он спокойно сидит себе там, наверху, и только того и ждет, что мы его позовем. Как будто мы его потревожили и теперь он живет с нами. Я думаю, это был злой человек. Нелюдимый и злой. Из моей головы не выходят строки Священного Писания, где Самуил говорит колдунье: „Для чего ты тревожишь меня, чтобы я вышел?“»[1]

«О! Я не знаю, зачем я говорю такие безумные вещи, — продолжал он, ибо заметил, что Роланд глядит на него, раскрыв от изумления рот, — но тень упала на меня, и я вижу только зло вокруг».

С того дня тяжелое, гнетущее настроение уже не покидало Марка. Он чувствовал, что по глупости связался с чем-то гораздо более могущественным и опасным, чем можно было себе представить, — как если бы ребенок разбудил злобного зверя. Даже ночью ему не было покоя. В своих мрачных снах Марк неизменно оказывался посреди уже знакомых ему скал, из-за которых то здесь, то там выглядывала виденная им человеческая фигура. Насмешливо улыбаясь, незнакомец призывно махал ему рукой, будто маня в какое-то опасное место. Но чем мрачнее становился Марк, тем веселее и беспечнее выглядел Роланд, который, казалось, витал в облаках, вынашивая свой собственный грандиозный план.