Эндрю Макдональд - Дневник Тернера

Существует большой свод литературы о Великой Революции, включая воспоминания почти всех лидеров, доживших до Новой Эры, так что еще одна книга о социальном катаклизме и возрождении может показаться лишней. Однако «Дневник Тернера» предоставляет уникальную возможность узнать подоплеку событий, что имеет важное значение по двум причинам:

1) Это довольно подробные записи о годах борьбы, предшествовавшей Революционному взрыву, которые автор делал постоянно, изо дня в день. Поэтому здесь нет неточностей, часто сопровождающих мемуарные сочинения. Другие участники великих событий тоже публиковали свои дневниковые записи, но далеко не столь полные и подробные.

2) Записи сделаны рядовым членом Организации, и хотя они отчасти страдают близорукостью, это, вне всяких сомнений, правдивый документ эпохи. В отличие от некоторых лидеров Революции, автор этого дневника писал, не задумываясь, о том, каким будет его место в истории. «Дневник Тернера» лучше, чем другие источники, помогает нам понять истинные мысли и чувства тех мужчин и женщин, чьи борьба и жертвенность спасли наш народ во времена величайшей опасности и подарили нам Новую Эру.

Эрл Тернер, автор дневника, родился в 43 г. ДНЭ[1] в Лос-Анджелесе, как называли во времена Старой Эры довольно большой район метрополии на западном берегу Североамериканского континента, где теперь располагаются общины Эскартсвил, Весселтон и много деревень. Он вырос в Лос-Анджелесе и выучился на инженера-электрика.

Получив образование, Эрл Тернер поселился недалеко от города Вашингтон, который был столицей Соединенных Штатов Америки, и нашел работу в одной из исследовательских фирм, занимавшихся электроникой.

Активным членом Организации он стал в 12 г. ДНЭ. Первые записи в «Дневнике» относятся к 8 г. ДНЭ,[2] когда Тернеру уже исполнилось тридцать пять лет, но он еще не имел подруги.

Дневниковые записи рассказывают всего о двух годах жизни Эрла Тернера, но позволяют нам близко познакомиться с одним из тех людей, чьи имена занесены в революционный Мартиролог. Хотя бы по одной этой причине его записи имеют особое значение для всех нас, получавших в школьные годы задание выучить наизусть имена всех Мучеников из священного Мартиролога, завещанного нам предками.

Рукописный дневник Тернера состоит из пяти полностью заполненных тетрадей в тканевом переплете и нескольких страниц в начале шестой тетради. Во всех тетрадях много вклеек и отдельных листков с заметками, очевидно, относящихся к тем дням, когда Тернер отсутствовал на базе, и разложенных им на соответствующих местах.

Тетради вместе с множеством других материалов, ценных с исторической точки зрения, были найдены в прошлом году той самой командой из Исторического института под руководством профессора Чарльза Андерсона, которая, исследуя вашингтонские руины, обнаружила Восточный Командный Центр Революции. Примечательно, что «Дневник» становится достоянием широкой публики именно теперь, в сотую годовщину Великой Революции.

Э. М.

Новая Балтимора 100 г., апрель

16 сентября 1991 г. Сегодня наконец-то началось! На нашем счету первое дело после стольких лет болтовни — и ничего другого, кроме болтовни. Мы объявили войну Системе, и это уже не словесная война.

Не могу заснуть, поэтому попробую записать мысли, не дающие мне покоя.

Разговаривать здесь небезопасно. Стены тонкие, и соседи могут заинтересоваться ночной беседой. Кроме того, Джордж и Кэтрин уже спят. Бодрствуем только мы с Генри, но он уставился в потолок и молчит.

А я взвинчен. Нервы до того расходились, что едва могу усидеть на месте. Да и вымотан — дальше некуда. На ногах с половины шестого утра, когда позвонил Джордж и предупредил о начавшихся арестах, а сейчас уже за полночь. Весь день на нервах и в беготне.

И все же у меня прекрасное настроение. Наконец-то мы начали действовать! Никто не знает, сколько времени мы сможем сопротивляться Системе. Не исключено, что все закончится завтра утром, но об этом нельзя думать. Начало положено, значит надо идти дальше в соответствии с планом, над которым мы постоянно работали с тех пор, как два года назад начались Ружейные Рейды.

Ну и удар это был для нас! Стыд и позор! Столько патриотической болтовни: «Правительству никогда не отнять у меня мое оружие» — а на поверку, все молча покорились.

С другой стороны, расстраиваться тоже не стоит, ведь многие из нас и тогда были вооружены, хотя прошло уже почти полтора года после принятия Закона Коэна, сделавшего преступниками всех граждан Соединенных Штатов, которые имеют огнестрельное оружие. Только потому, что многие из нас не подчинились и припрятали свои ружья и пистолеты, вместо того чтобы их сдать, правительство не смогло показать всю свою жестокость во время Ружейных Рейдов.

Никогда не забуду тот отвратительный день: девятое ноября 1989 года. В пять утра к нам постучали. Ничего не подозревая, я встал с постели.

Когда я открыл дверь, четверо негров ворвались в комнату, прежде чем я успел им помешать. У одного в руках была бейсбольная бита, у двоих за поясами торчали длинные кухонные ножи. Тот, с битой, затолкал меня в угол и сторожил, держа ее наизготовку, пока остальные трое переворачивали все вверх дном.

Первой моей мыслью было, что меня грабят. Слишком часто после принятия Закона Коэна банды негров стали врываться в дома Белых, грабить и насиловать, зная, что жертвы, даже если у них есть оружие, не посмеют им воспользоваться.

Потом тот, который стерег меня, на секунду сунул мне в глаза какую-то карточку и заявил, что он и его бандиты называются «специальными представителями» Совета Гуманитарных Связей Северной Виргинии. Они искали оружие — по крайней мере, так он сказал.

Я не поверил. Такого просто не могло быть. А потом разглядел зеленые повязки у них на левых рукавах. Выбрасывая все из ящиков на пол, опустошая шкаф, они не обращали внимания на вещи, мимо которых не прошли бы грабители: ни на новенькую электрическую бритву, ни на золотые карманные часы, ни на молочную бутылку с десятицентовиками. Они искали оружие! Сразу, как был принят Закон Коэна, все члены нашей Организации спрятали оружие и патроны подальше от чужих глаз. В моей ячейке все хорошенько смазали винтовки и пистолеты, упаковали в ящик, и в один из скучных выходных мы закопали их на глубине в восемь футов за двести миль от дома в лесу Западной Пенсильвании.