Александр Карнишин - Ксенос и фобос

Ксенос и фобос

- Видите ли, в то время я уже верил в

Посещение, но я никак не мог заставить себя поверить

паническим корреспонденциям о горящих кварталах,

о чудовищах, избирательно пожирающих стариков и

детей, и о кровопролитных боях между неуязвимыми

пришельцами и в высшей степени уязвимыми, но неизменно

доблестными королевскими танковыми частями.

А. и Б.Стругацкие. Пикник на обочине

Ксенофобия (от греческих слов Xenos (чужой) и Phobos (страх) -

навязчивый страх перед другими людьми, а также ненависть,

нетерпимость к кому-либо или чему-либо чужому, незнакомому,

непривычному.

Пусть это будет прологом, хоть и не рекомендуется начинать книгу со сцены похмелья

   Просыпаться было очень тяжело и болезненно. Просыпаться было просто мутно и тошно. Во рту буквально саднило от сухости - видимо, храпел всю ночь, лежа на спине, открыв рот и закинув голову за подушку. Шею ломило. Наверное, от того же. Голова кружилась, даже лежа, не двигаясь. Глаза упорно отказывались открываться - веки были тяжелыми и как будто даже шершавыми изнутри.

   "Приехали уже, что ли?"

   Поезд где-то стоял, и видно давно уже, потому что слишком тихо и пусто было в купе, в котором еще вчера вечером они так душевно пообщались с какими-то командировочными из столицы.

   - Вставай, сука!- и чем-то твердым в бок.

   Ох... Это еще что такое? Больно же!

   Василий с трудом открыл глаза и уставился в верхнюю полку, пытаясь сфокусировать взгляд. Голова сразу закружилась еще сильнее.

   - О-о-ой...,- простонал он.

   - Что, падла, может, похмелиться тебе принести-подать? Встать, я сказал!

   Огромная волосатая рука с засученным серым рукавом собрала рубаху на груди, скомкала, и стащила его на пол между нижними полками. Перед глазами все поплыло, внутренности подскочили к горлу, зашевелились где-то сразу под кадыком, и с большим трудом удалось оставить их где-то внутри. Судорожно сглотнув, Василий тяжело поднял глаза от грязного коврика, в который уткнулся носом. Перед ним возвышались две пары высоких черных ботинок, переходящих еще выше в мешковатые темно-серые форменные брюки. Осторожно, стараясь не мотнуть головой, он как жук повозился, неуклюже переворачиваясь на спину, присел на корточки...

   - Ох, блин...

   - Это он, он,- испуганно защебетала за спинами крупных мужиков в форме и с короткими автоматами, выглядевшими какими-то игрушечными в их здоровенных руках, проводница, еще вечером умильно улыбавшаяся подвыпившим мужикам, радушно приглашающим ее в свое купе.

   - Документы! Эй, ты, чмо похмельное, документы есть? Слышь, ты!

   - Ща-а-а...,- сухой язык совсем не двигался. Губы потрескались от жажды. Что же они вчера такое пили-то? Ядреное такое... Термоядерное, черт его... И почему все ушли, бросив его одного? Или же он так был пьян, что даже разбудить не смогли? Что вообще происходит? И почему здесь милиция? Проводница, видать, вызвала? Вот ведь гадость-то какая...

   - Побыстрее,- раздался скучный голос из коридора.- Поторопите его, ребята.

   - Ых-х-х...,- только и смог выдохнуть Василий, когда твердый носок ботинка метко врезался прямо в копчик.- А-а-а! Больно же!

   - Шевелись, козел! Документы есть?

   - Вот, паспорт...,- механически вытянул, с трудом повернувшись к дверям, из кармана висящей на вешалке куртки кожаную обложку, протянул не глядя в сторону двери.

   Пролистали быстро:

   - Ага, точно, наш клиент. На выход!

   - А что, собс-с-сно, случилось?

   - Вперед, говорю! Заждались уже, мать твою!

   - Вещи... мои... Ик!- Василий стыдливо прикрыл рот рукой, пытаясь одновременно другой приподнять полку.

   - Забудь,- пинок в бок.- Забудь, м-м-мать... Бегом! Бегом, сказано!

   Пинками и тычками его выгнали в коридор и, толкая все время твердым и каким-то острым стволом автомата в спину, погнали к выходу. Проводница юркнула в соседнее купе и выглядывала оттуда испуганной мышкой.

   Василий, покачиваясь от стены к стене в узком коридоре, перебирал ногами "на автомате", так же автоматически нашаривал рукава наброшенной второпях куртки и одновременно пытался хоть что-то понять. Что случилось-то этой ночью? Почему - милиция? И вообще...

   Поезд стоял не у вокзала, а где-то, вроде, на сортировочной, что ли. Рельсы разлиновали серыми параллелями большую площадь. Стояли рядом еще какие-то составы. И у каждого стояла милиция. Выводили под серым мелким дождем каких-то людей, грузили в два небольших автобуса с закрашенными белой краской окнами, и один уже резво тронулся с места, клубя пылью и соляркой. В другой впихнули Василия. Стоявший в проходе милицейский чин что-то черкнул в своей тетради, толкнул его молча на свободное место на переднем сидении, еще раз окинул взглядом наполненный тихими молчаливыми людьми автобус, крикнул сидящему в конце автоматчику:

   - Смотри тут!- и выскочил.

   Вместо него вошел один из тех, что гнали Василия, и присел на верхнюю ступеньку. Двери закрылись, автобус сразу тронулся.

   - А что тут такое? Что случилось-то?- шепотом спросил Василий у соседа.

   - Молчать! Не разговаривать!- тут же откликнулся милиционер, пошевелив со значением стволом автомата.

   Пролетев на скорости станцию - точно, Сортировочная! - автобус повернул направо, к лесу.

   Поезд за их спинами дернулся, лязгнул сцепками, гуднул коротко и плавно двинулся вперед, к мосту через Каму, продолжая свой маршрут. Через полчаса, а то и всего через двадцать минут он остановится у вокзала, люди потянутся к выходу, их будут встречать родственники...

   Так его же будут встречать!

   - Товарищ сержант,- приподнялся с места Василий.- А как же - вещи-то мои? И потом, меня же встречать... Ох!

   Удар в спину перешиб дыхание. Поскуливая на выдохе от боли, он сполз на сидение.

   - Всем молчать!- проорал подошедший сзади автоматчик. - Молчать, мать-перемать, а то я сам не знаю, что с вами сделаю! И ничего мне за это не будет, с-с-суки!

   - Сядь,- лениво бросил, поднимаясь со ступенек в салон, сержант.

   Он встал в проходе, придерживаясь левой рукой за поручень. Правая крепко держала автомат, направленный на бывших пассажиров поезда.

   - Для информации. Запомните: с этого момента вы в нашем праве. Мы - ваши командиры и ваши защитники,- спокойно и размеренно, без улыбки, которая была бы принята за издевку, а все сказанное - за глупую шутку, чеканил он слова.- Если бы не мы, то еще неизвестно, что и как с вами было бы. Но и мы здесь не каменные... Поэтому, сказано вам молчать, значит - молчать. Скажем, кричать - закричите. Ясно?