Юлия Рокко - Там высоко, у райских врат... (СИ)

От автора:

За время конкурсных прений у меня состоялоь несколько в определенном смысле судьбоносных разговоров. Итогом этих не всегда легких, но очень важных и дорогих моему сердцу бесед, стало мое адресное посвящение. Я посвящаю этот рассказ Дарье Волковой, человеку глубоких чувств и больших противоречий. Человеку который дорог мне несмотря на всю нашу непохожесть, любовь к разным книгам и преданность разным людям. Потому что любовь, это не только падение, но еще и полет. И именно об этом моя печальная, но обреченная на счастливый финал история.  От Пончика, Медвежонку на добрую память!

Юлия Рокко

Там высоко, у райских врат...

Напрасно люди думают, что ангелы – легкокрылые создания милосердия и света. Что существуют они в сферах недостижимых, небесных и взирают оттуда на нас, неразумных грешников, наблюдая и оберегая от горестей и бед.

Все это не так.

Ангелы – беспощадные стражи невидимого мира. Мира, где нет смерти, нет сомнений, а есть лишь Воля Творца и нерушимый порядок служения. Этот мир прекрасен и пуст. Совершенный антипод тому миру, что ужасен и полон. Миру, где живем мы – смертные, глупо мечтающие о красоте и покое утерянного Рая.

Напрасно люди думают, что, приняв крещение, становятся причастны к тайнам мироздания, и священный свет Божественной благодати снисходит на их утомленные души. Что встают за их спиной, подобно могучему воинству, крылатые хранители, разя нечистого грозным словом и огненным мечом.

Все это неправда.

Они стоят за нашей спиной, но не чтобы спасти, а чтобы покарать, ибо для этого и были созданы и этим живут в бессмертии и величии. Ангелы выше зла, но не нарекайте их добром. Они чужды людских представлений о справедливости, и те из них, кто хотя бы единожды проявил к нам снисхождение, носят клеймо отступника. Но даже они рано или поздно возвращаются в ряды бесстрастных братьев своих, а после приходят к нам, чтобы искупить свой проступок.

Любить ангела – святотатство. Любить ангела – преступление. Любить ангела – приговор. Небо никогда не простит тебе подобной дерзости.

Я и не прошу прощения. Я примирилась с тем, что желаю невозможного, так же как примирилась с тем, что никогда не перестану звать Тебя, надеясь, что однажды вера моя разрушит вакуум вокруг твоего бессмертного сердца, и ты услышишь мой зов.

Рай

Там высоко, у райских врат.

Тех самых, проклятых

И обагренных кровью.

Надежно затворенных на века

И взятых приступом

Отвергнутой любовью.

Люцифер взмахнул ослепительно сияющим двуручником, отсекая голову несуществующему чудовищу. Брызнувшая из обрубка кровь, не успев коснуться тренировочной арены, превратилась в туман. Сама же туша обратилась пенным облаком и через мгновение бесследно растаяла.

Архангел приготовился материализовать нового монстра, но голос Альтаира его остановил.

– Скоро она вспомнит о тебе.

Люцифер развернулся, попутно сложив расправленные во время боя черные, точно деготь, крылья.

– Ты уверен?

– Да. Понадобилось семь воплощений.

– Слишком скоро...

Альтаир пожал плечами.

– Она очень хочет помнить. К тому же она сильна. Ей многое открыто.

– Ты же знаешь, просто желать – недостаточно. С момента изгнания люди отрезаны от источника.

– Да, но не все. Некоторым удается восстановить связь с ним. – Альтаир усмехнулся, – Издержки «свободы воли».

– Значит, она пробудилась... – Голос Люцифера был задумчив.

– Да. Способность прорицать вновь возвращается к ней. Но в ее мире больше нет учителей, способных обучить ее. Она воплощает свои предчувствия в стихах. – Альтаир процитировал.

Я не прошу, знаю навек, это напрасная мука.

Ты – глас небес, я – человек, и между нами разлука.

Так для чего я тебя жду и замираю на крае?

Вверх, в небеса, лети, воронье, прямо к вратам его Рая.

– И это еще не все. – В газах вестника промелькнуло странное напряжение.

Люцифер не стал утруждать себя вопросом, лишь выжидающе посмотрел на брата.

– Иди к Вратам и сам увидишь...

Люцифер послушно переместился к границе Эдема, уверенный, что Альтаир последует за ним.

– Вороны?! – поразился архангел.

– Она написала эти строки три дня назад. С тех пор они здесь. – Сообщил вестник. – Время от времени птицы срываются вниз и гибнут. Их кровь... она не исчезает.

Люцифер потрясенно взирал на стаю черных птиц, с заунывным криком парящих у заповедных врат.

– Она замужем, у нее сын. Как может она так тосковать по тому, чего никогда ни знала?

Архангелу не полагалось знать о судьбе этой смертной. Таковой была часть его искупления. Но сейчас, потрясенный увиденным, он не стал скрывать, что хотя бы раз в пару столетий его внутренний взор навещал ее. Он и сам не понимал, откуда появлялась эта потребность. Милосердный Создатель очистил его от тяжести свершенного проступка, и Люцифер вновь мог служить Ему в радостном свете Его величия. Но иногда архангел просто закрывал глаза... Ему даже не требовалось прилагать усилий, чтобы отыскать то особое сияние, которое источала ее душа. Когда он позволял себе смотреть на мир смертных, прежде всего архангел всегда видел ее.

Он смахнул с сознания пепел воспоминаний и обратился к брату.

– Ты пришел сообщить мне Его волю?

– Да. – Подтвердил Альтаир – Вороны, они должны исчезнуть.

– Я должен уничтожить птиц?

– Все не так просто. Серафимы пытались изгнать их, но те всегда появляются вновь. Их порождает ее боль и вера.

– И злость. – Добавил Люцифер.

– Злу нет пути в наши чертоги.

Люцифер скупо усмехнулся:

– Поверь мне, она зла.

– В любом случае она попирает устоит. Это недопустимо.

– Разумеется. Так что же Он ожидает от меня?

– Вам дозволено встретиться.

Люцифер непроизвольно вздрогнул.

– Это испытание. Ты должен быть тверд. – Альтаир с сочувствием посмотрел на одного из самых древних и могущественных архангелов престола.

– Если она такая же, как я помню, то она не послушает меня.

– Тогда у вас будет семь дней, а после, если смертная станет упорствовать в своей ереси, ты проводишь ее в чистилище, и там она будет гореть в пламени забвения, покуда не утратит эту преступную тягу к тебе.

Люцифер призвал в свою душу покой, теперь он был мудр и умел противиться искушениям бренного мира.

– Да будет так.

На грани сна

Там высоко ристалище пусто,