Гоар Маркосян-Каспер - Ищи горы

— Ну Маран! А говоришь, не хватает знаний. Надо отправить на анализ песок. Погоди-ка! — Дан начал лихорадочно нажимать на выпуклости своего браслета, в спешке не сразу нашел радиометр… нет, ничего такого, обычный фон… Хотя… Нет, повышение слишком незначительно, чтобы привести к подобным последствиям, не выше допустимого… Но откуда оно вообще взялось? Да, песок непременно надо отослать наверх, как только появится возможность…

За Мараном пришли поздно вечером. Вестник неслышно возник рядом с затухавшим костром, у которого сидели Маран с Даном, предоставив Поэту упражняться в шатре со своей Ат, так звали дикарку, в произношении слов языка людоедов, за четыре дня тот уже установил и выучил их сотни две… первое, что стало понятно и ему, и остальным — оба, и Маран, и Дан частенько присутствовали на «уроках», что дикарский язык был далеко не дикарским, в нем обнаружились понятия для обозначения вещей, которых дикари не имели и не могли иметь, например, лестница… Вестник передал Марану приказ немедленно идти к Лахицину и исчез так же неслышно, как появился.

Дан вскочил сразу, а Маран еще пару минут медлил, задумчиво глядя на догорающий огонь, потом поднял глаза на стоявшего в ожидании Дана и сказал:

— Не знаю, Дан, стоит ли тебе идти со мной. Я подозреваю… Нет, скорее, опасаюсь…

— Чего?

— Лахины крайне ревностно оберегают свои тайны и очень не любят посвящать в них чужаков. Так?

— Думаешь, они отведут мою кандидатуру?

— Нет, не думаю. Более вероятно, что они согласятся использовать нас обоих, но потом…

— Уберут лишних свидетелей?

— Да. И касается это, в основном, тебя.

— Почему? — спросил слегка задетый Дан. — Чем это ты лучше меня?

— Происхождением.

— Как?!. Ах да!.. Хм…

— Что скажешь?

Дан пожал плечами.

— Так или иначе… Я летел на Перицену не для того, чтоб ты делал дело, а я отсиживался в шатре.

Маран на это ничего не ответил, и быстро собравшись, они зашагали к недальним барханам, за которыми располагался лагерь Лахицина.

Лахицин неподвижно стоял перед своим шатром, глядя в небо над горизонтом, необычно светлое на севере.

— Близится переход весны в лето, — сказал он негромко. — Время песчаных бурь.

Он круто повернулся, и Дан понял, что кехс разговаривал не сам с собой, он услышал шаги… ну конечно, его шаги, он так и не смог, как ни старался, перенять у Марана его беззвучную походку…

— Ты не один, сын Чицина? — в голосе кехса прозвучала досада с оттенком недоумения.

— Я полагаю, ты вызвал меня в связи со словами полководца Деци, сказанными мне восемь лун назад? — спросил Маран.

— Да.

— Я обдумал эти слова. Половина моей крови — кровь лахина, а мой родич Дан — истый горец, горское чутье у него острей, чем у меня. Он может пригодиться для служения Лаху. Если нет, он уйдет.

Лахицин ответил не сразу. Он внимательно оглядел Дана, спросил:

— Ты знаешь язык лахинов?

— Знаю.

— Для чего ты его учил? — в этом вопросе Дану почудился оттенок подозрительности.

— Я всегда мечтал побывать в великом государстве Лах, — он постарался вложить в свой ответ максимум искренности.

— В Лах нелегко попасть, но уехать из Лаха еще трудней.

— Разве есть люди, желающие покинуть Лах? — спросил Маран удивленно.

— Каждый человек стремится к себе на родину, хороша она или плоха.

Реплика Лахицина была неожиданной, за прошедшие месяцы и Дан, и Маран привыкли к безудержному восхвалению лахинами своего отечества, как-то само собой разумелось, что все люди и народы должны тяготеть к Лаху. Пытался ли Лахицин определить меру их искренности или просто высказал, что думал?

— А что такое родина, кехс? — сказал Маран задумчиво. — Земля? Камни? Родное племя? Отец и мать? Любимая? Или просто незнакомые люди, которые говорят с тобой на одном языке?

— Все это и многое другое. Книги, на этом языке написанные. Храмы, этими людьми построенные. Боги, которым молятся в этих храмах.

— Народ моей матери не пишет книг, кехс. Он не строит храмов. Богов, которым молится, он носит в сердце. Наши отцы и матери умерли. Наши возлюбленные, все наше племя, наши друзья и родные погибли при передвижке скал, мы с Даном уцелели только потому, что охотились в отдаленных лесах. Мы скитались от очага к очагу, нигде не задерживаясь, ведь сыну лахина и внуку вождя трудно быть простым охотником, а иначе невозможно, потому что в каждом племени свои вожди. Нас немногое удерживает на родине. Разве что камни, на которые мы карабкались в детстве.

— Не отзывайся о камнях пренебрежительно, сын Чицина. Камни родины больше, чем просто камни. Ты молод, и тебе еще неведомо, что через двадцать лет все соблазны огромного мира будут значить в твоих глазах меньше самого малого из этих камней.

Маран ответил не сразу, а когда ответил, Дан поразился теплоте его голоса.

— Я знал, что лахины мудры, кехс. Но я не знал, что они еще и добры.

— Не всегда. Деци не сказал бы вам того, что говорю я… Возможно, поэтому и он полководец, а я всего лишь кехс. Но пока еще есть время, подумайте.

— Мы благодарим тебя за предоставленный выбор. И все-таки, кехс, мы молоды, и тоска старости не заслоняет нам молодой жажды неизведанного.

Пауза.

— Ну что ж, — сказал наконец Лахицин. — Мы оба высказались и, будем считать, поняли друг друга. Так, Маран?

— Так, кехс.

— Подождите меня здесь. — Лахицин вошел в шатер, оставив их одних.

Маран улыбнулся.

— Ну как, Дан?

— Неплохо. Убедительно и психологически точно. Отличная работа, как сказал бы Железный Тигран.

Маран досадливо поморщился.

— Я не о том. Как тебе старик?

— Старик?

— Кехс. В нем есть то, что я больше всего люблю в людях. Мудрость, чувство чести и внутренняя сила. Что ты так смотришь? Ты иного мнения?

— Я просто задумался над твоим набором качеств. По-моему, тут чего-то не хватает.

— Чего?

— Возможно, доброты.

— Мудрые и сильные люди обычно добры, Дан. К тем, кто этого заслуживает. Но ты не сказал, что думаешь о Лахицине.

— Ты заметил, что он в первый раз назвал тебя по имени?

— Заметил.

— Как по-твоему, почему?

— Почему? Ну… Либо ему не понравились мои слова, и он счел меня недостойным чести именоваться сыном Чицина, либо, наоборот, понравились, и он увидел во мне самостоятельную личность.

— Скорее второе.

— Увидим. Но я так и не узнал твоего мнения о кехсе. Боюсь, что ты недооценил его, Дан. Он сказал совершенно замечательную фразу — о книгах, храмах и вере.

— Богах.

— Боги это внешнее. Не знаю, как земная история, Дан, но история Торены — это непрерывная смена народов. Не всех. Большинство древних народов исчезло, на смену им пришли более молодые, но есть и такие, которые возникли тысячелетия назад и существуют до сих пор. Я нередко задумывался над этим. Что хранит их в пути?