Александр Житинский - Прах

– Она говорит, что это последняя воля покойного, которая должна быть обязательно выполнена, – обреченно переводила жена. – Кроме нас, у миссис Сейлинг нет знакомых в России. Она слышала, что здесь за участок земли на кладбище не надо платить, и он сохраняется навсегда.

– Последняя воля… – опять повторил Кузин, некстати представляя себе некую запредельную, последнюю, вольную волю, после которой уже ничего не будет – только серый, жирноватый на ощупь прах.

Он осторожно расправил пакет. Податливую толстую фольгу было приятно гладить. Прах бесшумно сдвигался внутри.

– Ну что ж… – сказал Павел Сергеевич задумчиво. – Это в наших силах. Скажи ей, что мы постараемся.

– Каким образом? – с признаками рыдания в голосе спросила Алла Вениаминовна.

– Обыкновенным! – рассердился Кузин. – Похороним – и точка! Это же последняя воля английского товарища!

Жена что-то сказала англичанке. Та просияла, отобрала пакет с прахом у Кузина, снова прижала его к груди и на мгновение затихла. В глазах ее блеснула короткая слеза. Она решительно вернула пакет, затем извлекла из полиэтиленовой сумки кожаный ридикюль, из которого появилась визитная карточка. Алла Вениаминовна, совсем поникнув, переводила мужу дополнительную просьбу миссис Сейлинг – непременно отписать ей в Бирмингем, когда Кузины выполнят последнюю волю покойного.

Покончив с делом, миссис Сейлинг не стала более задерживать своих русских друзей и довольно быстро откланялась. Кузины, кивая головами, как заведенные, проводили ее до дверей. Англичанка вышла на лестничную площадку, обернулась, послала обоим супругам прощальный воздушный поцелуй и исчезла.

В пакете, который все еще держал в руках Павел Сергеевич, с шорохом осыпалась горстка праха.

Павел Сергеевич вздрогнул, быстро вернулся в гостиную и сунул пакет на первое попавшееся место, а именно на стеклянную полку серванта, рядом с хрустальной посудой. Внезапно все происходящее показалось ему нереальным, славно увиденным в зарубежном фильме. Впечатление усиливал молодой человек с картины Шагала, вывернувший шею совсем уж невозможным образом. Он будто старался выглянуть из плоскости картины, чтобы подробнее разглядеть злополучный пакет с прахом.

Оставшуюся часть вечера супруги Кузины посвятили осторожным переговорам о способе захоронения праха. Они говорили вполголоса, будто боялись, что их могут подслушать.

Надо сказать, что Павел Сергеевич, несмотря на его зрелый возраст, каким-то чудом избежал неприятных и томительных обязанностей, связанных с похоронами. Отец его погиб на войне, мать умерла, когда Кузин был еще мальчишкой, и все заботы о ее похоронах взяли на себя родственники. Случилось так – и Павел Сергеевич втайне радовался этому обстоятельству, хотя и не без внутреннего смущения – что его тесть, умерший три года назад, скончался в то время, когда Кузин находился в двухмесячной командировке во Франции, так что и эта смерть не причинила Павлу Сергеевичу организационных хлопот. Откровенно говоря, Кузин толком и не знал, как это делается. Все не слишком приятные, но необходимые обязанности, связанные с кладбищем, сводились у него к ежегодному посещению совместно с женою могил матери и тестя на Троицу.

Можно было, конечно, свалить с плеч заботу о прахе и поручить его захоронение специальным организациям – но каким? Павел Сергеевич сильно сомневался в наличии таких организаций. Поэтому пришлось действовать самостоятельно и не мешкая, поскольку Алла Вениаминовна потеряла покой с момента воцарения праха среди хрустальных фужеров и, естественно, торопила мужа поскорее покончить с предприятием.

На следующий же день Кузин отправился на кладбище, где был похоронен тесть. На всякий случай он захватил с собой пакет с прахом, завернув его в газету и засунув в портфель. В сущности, Павел Сергеевич надеялся на чудо: представлялось, например, что на кладбище удастся повстречать какого-нибудь сердобольного и отзывчивого человека, который, пускай за небольшую мзду, возьмется совершить обряд.

Он неторопливо прошел по пустой, заваленной желтым кленовым листом кладбищенской аллее и вдруг увидел в стороне, среди крестов и памятников, две характерные фигуры в серых ватниках. Мужики копошились у одной из могил. Подойдя к ним, Кузин разглядел, что они закапывают в землю низкую сварную ограду вокруг временного пирамидального обелиска, на котором висел венок из железных крашеных цветов. Мужики были неопределенного возраста с неопределенным же цветом лиц. Завидев Кузина, они разом прекратили работу и выпрямились в ожидании.

– Скажите… – начал Кузин, но слов найти сразу не сумел. Мужики, как сговорившись, отвернулись от Павла Сергеевича и снова принялись за работу.

– Допустим, мне надо похоронить прах… – неестественным голосом, обращаясь почему-то в пространство, продолжал Кузин.

Он почувствовал, что краснеет, как от неловкости.

Мужики опять прервали работу, синхронно и неторопливо достали папиросы и закурили, молча глядя на Кузина.

– К кому обратиться в таком случае? – закончил Кузин.

– Так это смотря как… – неопределенно проговорил один. – Подзахоронить-то можно, подзахоронить оно недолго…

Тут Кузина поразило прежде всего слово «подзахоронить», как бы указывающее на мистическую возможность похоронить не совсем всерьез, как бы между прочим… Вроде как «подзаработать».

– Нет, мне именно похоронить, чтобы на законных основаниях, – сказал Павел Сергеевич с возможной в данном случае твердостью.

– Это к главному инженеру, – сказал другой мужик, махнув рукавом ватника в сторону.

– Главному инженеру… чего? – не понял Кузин.

– Ну, кладбища, – пояснил тот же мужик, делая ударение на втором слоге. – Погоста, значит.

«Главный инженер погоста может подзахоронить», – мелькнула в голове Кузина фраза, при всей своей несуразности не вызвав у него и тени улыбки.

– А кого хоронить-то будешь? – вдруг спросил первый. На его бесформенном лице изобразилось подобие интереса.

– Так… Одного знакомого, – соврал Павел Сергеевич.

– А к кому?

– Что? – опять не понял Кузин.

– К кому, говорю, подзахоронишь?

– Да вообще… хотелось бы как-то… отдельно, – растерялся Кузин.

– Отдельно – это в колумбарий надо. А в могилку подзахоронить – это к родственнику можно, – объяснил первый.

– Ну, тут, вообще, у нас могила тестя, – проговорил Кузин, запутываясь, поскольку непонятно было – у кого «у нас». Но мужиков смутило не это.

– Знакомого – к тестю? Чудно как-то… Он ему кто?

– Кому? Кто? – вскричал Павел Сергеевич, теряя терпение.

– Которого сжигать будешь. Кто он тестю-то? Родственник?