Светлана Ягупова - Мутанты Асинтона

От этой догадки Марта вскочила с кровати и бросилась к сестре.

— Признавайся, — безумно залепетала она, сильно встряхивая ее за плечи. — Куда запрятала мою деточку? Чью уродину подкинула? Сейчас же говори, иначе выпотрошу из тебя всю твою требуху!

— Глупая, успокойся! — неожиданно сильным толчком сестра отстранила Марту. — Можешь сделать экспертизу. Тебе же было сказано: в твоей воле оставить дитя профессору.

— И он будет изучать ее как подопытную собачку?! — взвизгнула Марта. — Ни за что! Никогда! Я родила, я и буду нести свой крест! — и она разрыдалась, уткнувшись лицом в тощую сестринскую грудь.

— Вот и хорошо, вот и умница, — стала успокаивать сестра, оглаживая шершавой ладонью ее взлохмаченные кудри. — Даст бог, все уладится. Она ведь на самом деле красивенькая, а то, что превращается в какую-то тва-рюшку, так ведь доктор, может, и вылечит. Охо-хо, — тяжко вздохнула она, по-матерински прижимая к себе всхлипывающую Марту. — Все это за грехи наши… Казалось бы, ну что этой крохе наш Асинтон, так нет, туда же…

К следующему кормлению девочка вновь стала нормальным ребенком, и сердце Марты радостно колотилось, когда она разглядывала розовое личико дочери, аппетитно посасывающей ее грудь. Громко чмокнув, девочка откинула головку и улыбнулась, сверкнув ровным рядком крошечных зубов.

— Что такое Асинтон? — настойчиво пропищала она, и в тот же миг цвет лица поблек, его перекосила гримаса, щечки обвисли, а губы сложились в длинную некрасивую ниточку.

В этот раз Марта не упала в обморок и не отшвырнула дочь от себя. С помутненным взглядом смотрела она, как прехорошенькое дитя становится все более и более уродливым, как скорчивается ее тельце, выворачиваются кисти рук, а ноги вытягиваются, будто у подрезанного курчонка. «Господи, за что?» — мысленно возопила она, ловя себя на том, что ей нестерпимо жаль малышку, и она готова ради нее на многие и долгие лишения.

Когда Артур Баат узнал о свалившемся на их семью несчастье, то поначалу растерялся. Он заканчивал диссертацию о реликтовом излучении невидимой Пятой Галактики, и предстоящие хлопоты рушили его планы. Но увидел девочку в нормальном состоянии, и сердце его дрогнуло. Он сказал себе: «Что бы там ни было, но на свет произвел ее ты и должен помочь ей встать на ноги». Словом, у него хватило характера не бросать жену с ребенком, и дней через пять он приехал за ними на автомобиле, который по пути домой несколько раз застревал в сугробах, уже слегка подтаявших и поэтому задубеневших, отчего тучные лебеди с трудом выкарабкивались оттуда.

Как многие жители Асинтона, Бааты были тщеславны, но в меру. Астроном Артур Баат мечтал открыть звезду или хотя бы малую планету, а самым большим желанием Марты было назвать открытую мужем планету или звезду своим именем.

Новорожденной дали имя Астрик, то есть Звездочка. Впрочем, так родители назвали то замечательное дитя, которое, увы, сменялось уродливым детенышем, но язык не поворачивался звать его столь же красивым именем. Поэтому к нему добавляли всего одну букву, и было оно уже не так звучно, отражая происходящую с ребенком метаморфозу — Гастрик. В этом новом созвучии слышалось нечто желудочное, гастрономическое, что, впрочем, соответствовало действительности: «лягушонок» был заметно прожорлив.

Приглядываясь к дочери, Марта очень скоро заметила, что Астрик и Гастрик не только внешне отличны друг от друга, но не похожи и по характеру, который уже проявлялся даже в столь младенческом возрасте. Если Астрик была улыбчива и уравновешенна, то Г астрик удивляла агрессивностью, поэтому Марта не любила держать ее у груди, которую она то и дело норовила больно цапнуть зубами или ущипнуть.

Месяца через три Марта записалась на прием к доктору Вальку. Тератолог принимал в небольшой больнице на окраине города, подальше от любопытных глаз, поскольку пациентами его были исключительно дети с врожденной патологией. Об этом странном и печальном заведении по городу ходили самые разные слухи. Одни болтливые газетенки писали, что в его палатах обитают монстры, из которых скальпель Валька делает очаровательных детишек, другие уверяли, будто здесь готовят какие-то нехорошие сюрпризы обществу.

Марте нужен был специалист, и, отбросив предрассудки и сплетни, она приехала с девочкой в это грустное заведение. В душе ее теплилась надежда, что наука поможет выкарабкаться Астрик из жутких тенет чудовищной Гастрик, которая, однако, была по-своему дорога Марте.

Похожая на теремок больница из красного и зеленого кирпича не располагала ни к чему ужасному. Марта оставила коляску во дворе, взяла дочь на руки и поднялась на крыльцо, смахивающее на сказочное тем, что было выложено из блестящих разноцветных плиток, напоминающих конфетные леденцы. Открыла дверь под голубой аркой и схватилась за косяк, крепко прижав другой рукой дочь к груди, ибо чуть не была сбита с ног выбежавшим на четвереньках небольшим существом, которого она толком даже не разглядела. Но дрожь согнула ее колени, так как то, что уловила краем глаза, было похоже на помесь лисицы с пятилетним ребенком. Существо молча шмыгнуло во двор и скрылось за угол дома. Следом за ним с возгласом «Рик!» спешила пожилая женщина с суровым лицом. Столкнувшись с Мартой, она бросила взгляд на завернутую в розовое одеяльце девочку и пораженно остановилась.

— Красавица-то какая! — сдавленно проговорила она. — Вы не туда попали, милая. Тут принимают совсем других детей!

Марта ничего не ответила и быстро зашагала по коридору: нужно было показать профессору именно тот миг, когда начнется ужасная метаморфоза, проходившая с точной периодичностью в полтора часа. Превращение должно было случиться через несколько минут, а у кабинета профессора Валька очередь — человек десять родителей с детьми. Но боже мой, что за дети собрались здесь! Сердце ее сжалось, когда увидела скрюченные фигурки с вывернутыми искореженными суставами, лица, похожие на зверушечьи, когда услышала мяуканье, мычанье, хрюканье. Ноги едва не подкосились, и она поспешила усесться с дочерью в кресло.

Внезапно дверь кабинета распахнулась, и оттуда, причмокивая, выкатился пухлый футбольный мяч с вытаращенными глазами в пол-лица, за которым вышла молодая мать, совсем девочка, с заплаканным лицом. На пороге кабинета вырос худощавый мужчина с черной окладистой бородой. Поверх белого халата на нем, как у мясника, был зачем-то надет клеенчатый передник.

— Кто здесь Баат? — Он обвел взглядом присутствующих.

Марта встала и, сопровождаемая недовольным ропотом собравшихся, понесла девочку в кабинет.