Александр Карнишин - Ксенос и фобос

   Все молчали, смотря на него с испугом и непониманием.

   - Да-а-а... Совершенно необученный народ... Ну-ка, тормозни,- повернулся он к водителю. Тот послушно остановил автобус.

   - Еще раз спрашиваю: ясно?- левой рукой направил ствол автомата прямо в лица, обращенные к нему, а правой громко, напоказ, щелкнул предохранителем.

   - Ясно, ясно,- закивали торопливо бывшие пассажиры поезда.

   - Не вижу ясности,- поскучнел лицом сержант.- Будем тренироваться, пока не достигнем консенсуса. Всем ясно?

   - Яс-но!- хором, как в школе.

   - Ну, слава богу... Я уж думал - совсем идиёты тупые... Тронулись!

   И автобус, плавно тронувшись, быстро набрал скорость, удаляясь от населенных мест.

   Василий тупо смотрел прямо перед собой, мучаясь от тяжкого похмелья, мешающего нормальному течению мыслей. Но это же не сон! Синяк теперь будет во всю спину, это точно - к доктору не ходи. И от пинков тоже... Переворот, что ли, какой-то, пока ехал? Но с чего бы? Или как в кино - налет на поезд, что ли?

   Он приезжал в свой город два раза в год из Москвы, в которой "зацепился" за работу, и из которой пока не собирался уезжать. Приезжал, потому что родители стали уже старыми, и каждый их день рождения мог стать последним. Вот и в этот раз зимой он приезжал к отцу, а теперь, в июне, к матери.

   Погода, как и обещали в прогнозах на эти дни, была не жаркая. В переднее стекло автобуса начал моросить мелкий дождь, почти туман, стекая по краям и мешая увидеть, где же проезжают. Но Василию погода вовсе была не интересна. К родителям он ехал не отдыхать, почти как на работу. Надо было сидеть, улыбаться, выслушивать в тысячный раз истории о болезнях и жалобы на старость, утверждать, что ничуть они не постарели, убеждать их, что у него все хорошо, успокаивать, веселить...

   Старший брат всегда встречал его на вокзале, рассказывал последние новости. И кого он теперь встретит там, на вокзале, когда поезд подъедет? Они же почти доехали! Это же практически его родные места! Холмы, сосны эти. Станция. До нее же пешком иногда доходили от дома, когда гуляли пацанами по окрестностям.

   Василий повернулся, было, опять к соседу, так же мрачно смотрящему куда-то в пространство, но на его движение тут же среагировал сержант. Он с интересом, наклонив по-собачьи набок голову, посмотрел на Василия, шевельнул со значением рукой с автоматом, и тот снова молча уставился перед собой: должны же они - кто это "они", интересно? - когда-то им объяснить, что и как случилось. И почему с ними вот так? И вообще...

Часть 1. Зима

Глава 1

   Вот слева пристань Закамск. Это уже заречный Кировский район Молотова. Вдоль берегового яра далеко уходит сосновый бор. Но присмотритесь: сосны остались только у самого берега, а дальше, вглубь, все занято кварталами жилых домов, цехами предприятий. Кое-где сосны гуще, под ними расположены либо дома дачного типа, либо легкие постройки пионерских лагерей. Там, где сосняк кончается, возле пристани Нижняя Курья - дом отдыха. ...

   Вот над Камой отчетливо вырисовались пролеты железнодорожного моста, построенного более полувека назад. И до него, и сразу после него справа от нас берег занят причалами промышленных предприятий. Дым фабричных труб стелется над рекой.

   Путеводитель "Волга. Кама. Ока. Дон"

   Город был не то чтобы очень уж большим по нынешним временам, но и маленьким его никто не называл. Настоящий промышленный центр, почти "миллионник". Кое-кто из жителей поговаривал, что он площадью перекрывает некоторые известные столицы, но точные данные об этом (мол, в пять раз больше, скажем, Амстердама или в три раза - Брюсселя) никто никогда не обнародовал. Кто-то сказал даже, что только Москва больше по площади - но кто их мерил и сравнивал? Некоторые считали также, что город и длиной своей уступает в стране разве лишь одному Волгограду, что весь, как кишка, вытянулся на юге отсюда вдоль Волги, а в ширину был при этом всего-то метров пятьсот. Ну, и еще Сочи, говорят, был длиннее. Но что там за город, этот Сочи? Набор курортных поселков с блестящими витринным стеклом корпусами санаториев и гостиниц вдоль галечных пляжей кавказского побережья Черного моря.

   В Молотове скучные жилые массивы из стандартных серых еще маленковских пятиэтажек сменялись глухими бетонными заборами промышленных зон, те вдруг утыкались в настоящий плотный сосновый лес, чуть ли не посреди города, а дальше шли кварталы одно- и двухэтажных деревянных черных от времени домов, которыми ранее был застроен весь город. Потом снова лес, снова дороги, снова промзона, вдруг квартал или два современных высоток, сверкающих отмытым стеклом, а рядом с ними, почти под окнами - какие-то огороды, сараюшки и дачки. Если смотреть сверху - такая разлапистая конструкция из пятен кварталов среди зелени леса, связанных тонкими нитками дорог.

   И если где-то в другой местности горожане признавали друг друга за земляков и вместе горло драли за "наш город - культурная столица края!", то дома, встречаясь ненароком, распознавали "своих" по устоявшимся прозваниям отделенных рекой и лесными массивами районов: с Гайвы, с правого берега, с Мотовилихи, с Центра, с Парка... Правобережные еще говорили о себе "с первой (второй, третьей) зоны", и жителю одной зоны болтаться без дела в другой совсем не рекомендовалось - могли и побить. Но все зоны объединялись, если речь шла о том, чтобы "стукнуться" с левобережными, с "городскими".

   Правый и левый берег Камы соединяли три моста - два автомобильных и железнодорожный. А кроме того летом можно было добраться из центра "на тот берег" с помощью речного трамвайчика - небольшого ярко раскрашенного теплохода, медленно и не часто, раз в час-полтора примерно, довозящего до пристани на песчаном пляже у подножия высоких ярких на солнце рыжествольных сосен напротив центральной набережной тех, кто никуда не торопится. Но это бывало только летом, только при хорошей погоде, в школьные каникулы. А в обычное время большинство заозерских, скажем, или тех же гайвинских ездили в центр только по случаю большого праздника, или еще, если надо было пройтись по магазинам перед новым учебным годом, потому что магазинов на левобережье было традиционно в разы больше.

   Димка Карасев был как раз с Гайвы, из самых крайних домов, первых, начала пятидесятых годов, когда строители сдавали ГЭС и расселяли по квартирам персонал, а Ирина - со старой Мотовилихи, откуда исторически пошел весь город. Поэтому познакомиться они могли только случайно. Или вот так, как это бывает чаще всего: они просто вместе учились в одном институте.