Феликс Кривин - Божественные истории

— Таммуз, яви свою милость! Установи справедливость!

Послушал Таммуз, помотал на ус:

— Ну что ж, если так прикрутило, возьми у него крокодила. Но за того, что возьмешь у него, в пользу бога снесешь своего.

Взмолился богу другой халдей:

— Смотри, что делает этот злодей! Ведь он, нечистая сила, украл у меня крокодила!

Послушал Таммуз, помотал на ус:

— Все правильно, все понятно. Возьми крокодила обратно. Но за того, что возьмешь у него, в пользу бога снесешь своего.

Живут два бедных халдея, один другого беднее.

Два халдея, один крокодил.

Просят бога, чтоб он рассудил:

— Мардук, яви свою милость! Установи справедливость!

Послушал Мардук, подставил сундук:

— Чтоб лучше обоим было, кладите сюда крокодила!

Живут на свете халдеи, никто никого не беднее…

— О Осирис, я не хочу умирать!

— А кто хочет? — пожал плечами Осирис.

— Но я… я же все-таки фараон!.. Послушай, — зашептал Хеопс, — я принесу тебе в жертву сто тысяч рабов. Только разреши мне мою, одну мою жизнь увековечить!

— Сто тысяч? И ты уверен, что все они погибнут на строительстве?

— Можешь не сомневаться. Такую пирамиду, как задумал я…

— Ну, если так… Увековечивай, не возражаю.

Никто не помнит Хеопса живым. Все его помнят только мертвым. Он был мертвым и сто, и тысячу, и три тысячи лет назад и всегда, всегда будет мертвым.

Пирамида Хеопса увековечила его смерть.

К длинному списку исторических событий и лиц подошел маленький человек.

— Я Авгий. Поищите на «А».

— А кто вы такой, чтобы вас искать? — строго спросил секретарь Истории.

— Известно кто — царь! Сын бога Солнца.

— Царей много, да не все попадают в Историю. Вы конкретно скажите, каковы ваши дела.

В разговор вмешался помощник секретаря:

— Поищите на «Г». Это тот Авгий, у которого работал Геракл. Помните Авгиевы конюшни?

Секретарь покачал головой:

— Опять этот Геракл! Столько мелюзги потащить за собой в Историю!..

Высший совет богов постановил разрушить Трою.

— Подкиньте им троянского коня, — сказал Зевс. — Да не забудьте посадить в него побольше греков.

Воля Зевса была исполнена.

— Ну как Троя? Разрушена?

— Пока нет, громовержец. Там у них нашелся какой-то Лаокоон…

— Что еще за Лаокоон?

— Личность пока не установлена. Но этот Лаокоон не советует ввозить в город троянского коня, он говорит, что надо бояться данайцев, даже если они приносят дары.

— Уберите Лаокоона. Личность установим потом.

Воля Зевса была исполнена. Два огромных змея задушили Лаокоона, а заодно и его сыновей.

Смелый троянец умирал как герой. Он не просил богов о помиловании, он только просил своих земляков:

— Бойтесь данайцев, дары приносящих!

— Сильная личность! — похвалил его Зевс, наблюдая с Олимпа за этой сценой. — Такому не жалко поставить памятник.

Воля Зевса была исполнена. И, учитывая последнюю просьбу Лаокоона — не ввозить в город троянского коня, — ему воздвигли красивый памятник: Лаокоон въезжает в город на троянском коне.

Персей много говорил о своих подвигах, но был среди них один, о котором он не любил рассказывать.

Отрубив голову Медузе Горгоне, Персей по дороге домой заехал на остров Кипр к знаменитому скульптору Пигмалиону. Пигмалион в то время был влюблен в только что законченную статую, как обычно бывают влюблены художники в свое последнее произведение.

— Это моя самая красивая, — сказал Пигмалион, и статуя вдруг ожила.

От таких слов ожить — дело вполне естественное, но скульптор увидел в этом какое-то чудо.

— О боги! — взывал он. — Как мне вас отблагодарить?

Боги скромно молчали, сознавая свою непричастность.

Пигмалион долго не находил себе места от радости. Потом наконец нашел:

— Я пойду в мастерскую, немножко поработаю, — сказал он ожившей статуе. — А ты тут пока займи гостя.

Женщина занимала гостя, потом он занимал ее, и за всеми этими занятиями они забыли о Пигмалионе.

Между тем скульптор, проходя в мастерскую, наткнулся на голову Медузы Горгоны, которую оставил в прихожей неосторожный Персей. Он взглянул на нее и окаменел, потому что таково было свойство этой головы, о котором знали все, кого она превратила в камень.

Прошло много долгих часов, и вот в прихожую вышли Персей и его собеседница.

— Какая безвкусица! — сказала ожившая статуя, глядя на скульптора, превращенного в камень. — Знаете, этот Пигмалион никогда не мог создать ничего путного!

Так сказала женщина, и Пигмалион навеки остался камнем…

Ах, каких детей породила Ехидна! Старший — настоящий лев. Младший настоящий орел. Средние — Цербер и Гидра — умницы, каких мало: на двоих двенадцать голов.

Выросли дети, и каждый нашел для себя занятие. Цербер трудился под землей — сторожил подземное царство Аида. Орел действовал с воздуха клевал печень Прометея, прикованного к скале. А лев и Гидра работали на земле — опустошали окрестности Немей и Лерны.

Все дети пристроены, все при деле, Ехидне бы жить да радоваться. Но тут подвернулся Геракл со своими подвигами. Он задушил Немейского льва, отрубил головы Лернейской гидре, застрелил из лука орла, а Цербера связал и бросил в темницу. Хорош герой — убивать чужих детей! Да его б за такие подвиги…

— Господа олимпийцы, перед вами несчастная мать! Она породила детей, которые стали ее единственной радостью и надеждой. И вот приходит какой-то Геракл, давно известный своими подвигами, и убивает этих детей. Он убивает их на наших глазах, а мы храним олимпийское спокойствие. Господа олимпийцы, до каких пор наши гераклы будут уничтожать наших гидр, которые опустошают наши города? До каких пор наши гераклы будут уничтожать наших орлов, которые клюют наших прометеев?..

Отвечайте, господа олимпийцы!

Он катил на гору свой камень.

Он поднимал его до самой вершины, но камень опять скатывался вниз, и все начиналось снова.

Тогда он пошел на хитрость.

Он взял щепочку, подложил ее под камень, и камень остался лежать на вершине.

Впервые за много веков он свободно вздохнул. Он вытер пот со лба и сел а стороне, глядя на дело своих рук.

Камень лежал на вершине горы, а он сидел и думал, что труд его был не напрасен, и был очень доволен собой.