Наталья Егорова - Пятна

Тель меня уговорил-таки. Как раз пришло ваше письмо – на индивидуальной планшетке, все в печатях; хотелось вымыть руки прежде, чем идентифицироваться. Тель сказал:

– Старик, ты открываешь человечеству новый век. Ты представляешь, каждый сможет сделать открытие! То, что я пишу – ерунда, чушь, но ты вообрази только миллионы гениальных художников, изобретателей, артистов. Лет через десять мы сможем жить вечно!

Он был добрый малый, Тель.

Здание "Брайнворлда" торчало посреди площади стальным прыщом, и я робел, входя в стеклянные двери, такие высокие, что издалека казались двумя рельсами к небу. Вместо швейцара торчал робот, издевательски одетый в ливрею, вместо конторки во всю стену расползся экран информатора, а охраны не было вовсе.

Мне показалось, я попал внутрь гигантского механизма.

Вы ведь помните, как мы встретились в первый раз, господин Грегориус? Я-то хорошо запомнил и огромный кабинет с окнами на облака, и этот ваш живой ковер с моргающими глазами – мне было бы жутко наступить на них, а вы ходили прямо по разноцветным радужкам; и ваше жесткое лицо. У меня что-то холодное ворочалось внутри еще тогда, может быть, предчувствие…

Нет, я выдумываю. Я просто робел.

Вы говорили:

– Ваша способность чувствовать места, где гипертрофируется подсознательная функция мозга, довольно интересна. Вы не будете возражать, если мы проведем несколько экспериментов?

Ни черта я не понял, кроме того, что меня будут проверять. Ну, этого я не боялся, мне бы собственный затылок не дал ошибиться.

Мы тогда за неделю шесть пятен зафиксировали, да? Пока я в больницу не попал с нервным истощением. Это пятна меня высосали, заразы. Я ж их собственным нутром обнаруживаю!

После-то вы тщательно следили, чтоб я не переутомлялся.

Это здорово было: карты составлять, и пятна делить по группам, а они, оказывается, тоже разные бывают. В тех, что "табула раза", лучше делать всякие научные открытия, на них ученые хорошо реагируют. А те, что "второй подтип" – это для художников, писателей, шоуменов всяких; их еще иногда "лужами" называли или "помойками", но между собой, чтоб никто не обиделся.

А почему назвали так, так это тест у нас был, проверка, на кого какое пятно действует. Дают человеку один планшет чистый, а второй захватанный, где уже кто-то писал, и понарисована всякая чушь. И вот, где он будет мысли свои более связно излагать – на чистом листе или грязном, такой тип пятна на него лучше и подействует.

А что на чистом планшете внятнее ученые думают, а на замызганном писатели – это уже по статистике получилось. Вообще-то, и так, и так бывает. Тель, например, тоже в "табула раза" идеи придумывал.

И я их по-разному чувствую: в первых у меня уши закладывает, а во вторых – дрожь пробирает, аж зубы стучат. Даже смешно бывало: надо координаты фиксировать, а руки трясутся так, что в кнопку не попасть. Я целый год поэтому с ассистентом ездил, потом полегче как-то стало.

Так приятно было по городу ходить и смотреть на те центры, что "Брайнворлд" в пятнах открывал. Думаешь: вот сидят люди, изобретают нужные вещи, а если бы не ты, может, им бы и в голову все это не пришло.

Знаете, господин Грегориус, я верю, что вы тоже хотели, как лучше. Это я, наверное, от Теля нахватался, но мне кажется, вы так и видели это "лучше", эти открытия всякие, и исследовательские центры, которые на пятнах построили. Вы ведь не только ради денег, правда?

Мы с самого начала скрывали, что я пятна ищу. У меня должность была "старший менеджер по территории": понимай, как хочешь. Это вы из-за конкурентов, конечно. Целую теорию придумали, что дескать, мы специальное поле устанавливаем на здание, поэтому такой высокий КПД творческой деятельности получается.

А я и не возражал.

Много ли мне надо-то было: я один жил. Дениза иногда в гости приезжала, так у меня теперь всегда было, что на стол поставить, и в доме чисто – работница приходящая старалась. Иногда хотел у нее про мать спросить, но каждый раз словно пугался чего-то. Как представлю, что она на меня глянет этак свысока, с ненастоящей улыбочкой… и холодок такой, как на границе пятна, честное слово.

Она хорошая девочка, моя Дениза. Ей с кавалерами не везло постоянно: они все были с сальными волосами и так скупо цедили слова, как будто боялись выпустить изо рта солитера. Я, наверное, говорю, как старик, но мне кажется, если мужчина живет на деньги жены, он не должен относиться к ней так брезгливо.

Бедная моя девочка…

Я ведь ничего не подозревал! Я жил себе потихоньку: ездил с водителем по пригородам, это был еще тот, прежний водитель; иногда фиксировал новое пятно, и тогда неделю отдыхал, как велел врач. "Брайнворлд" строил гигантский развлекательный комплекс, где специальный флигель предназначался всяким художникам и композиторам для вдохновения. Это пятно было самым крупным в городе.

Дениза иногда позванивала, голос у нее был усталый, но я думал, она рассталась с очередным сальным дружком, и тихо надеялся, что следующий будет приличнее. Удивительно, как женщины из раза в раз влюбляются в одинаково мерзких мужчин…

– Как ты, пап?

– Работаю… Как у тебя дела?

– Нормально… Как всегда.

– Ты здорова? Что-то голос уставший.

– Да нет, па… нормально. Ну ладно, пока.

Вот и весь разговор.

Я даже ей не говорил о том, что чую пятна. Я вообще ей о пятнах не говорил… до того. А после было уже поздно, и потом мне было невыносимо стыдно, ведь я, выходит, своими руками ей такое устроил.

Но я не догадывался же!

Хотя, как я мог не подумать – знал же, что она тоже по науке работает. Я, правда, думал, она так, ассистент там или лаборант какой. Про своих детей трудно поверить, что они так умны, что ты даже не можешь понять, чем они занимаются…

Когда со мной из больницы связались, я как раз отдыхал – валялся на диване и пялился в потолок с кривой трещиной, похожей на ящерицу. Накануне описал еще одно пятно "второго типа", но прямо в болоте – вряд ли что построят.

Екнуло только, когда на "ответ" жал. До этого никакого предчувствия.

Почему в больницах все такого неживого цвета? Почему они так любят холодную белизну и мертвенную синеву, почему не желтый, оранжевый, пусть даже розовый?..

Дениза жалко улыбается мне. Ее лицо среди белых подушек кажется маленьким, словно ей опять десять лет, и кажется, она сейчас приложит палец к губам: "Тс-с, только маме не говори, это будет наш секрет"…

Лучше бы она плакала.

– Папка, – начинает она с обычной снисходительностью, но срывается, и глаза мгновенно наполняются слезами. У меня горло перехватывает от нежной боли.

– Маленькая моя девочка… Что они сделали с тобой?..