Александр Лурье - Похищение в Европу

— Но вы ведь не станете отрицать, что именно Орбо-Нова, а не Величественная Селектида, является их родиной? — парировал Надзиратель. — Моральный императив не суть детерминанта концептуально-юридического консенсуса. Или, быть может, вы хотите Повторения?

— Коль славен наш Господь в Селектиде, Господин Мой Надзиратель, я думаю, он не допустит, чтобы двадцать законопослушных руттов, платящих налоги и работающих на благо Величественной Селектиды, начали вдруг угнетать остальное население…

— Но если каждый селект выдаст "Голоса Отечества" двадцати руттам, это будет уже не Селектида, это будет еще одна Орбо-Нова… В конце концов, это не самая наглая ваша выходка. Два года назад вы запросили "Голос Отечества" для руттенки, названной вами вашей невестой. Но, почему-то, выехав, она оказалась не под вашим свадебным балдахином, а вышла замуж за совершенно другого человека за Далекими Буграми. Не является ли этот ваш поступок — а я ни на секунду не сомневаюсь в том, что вы заранее знали, что так и получится — подтверждением вашей непреодолимой злонамеренности и правильности принятых к вам мер?!

— Вам виднее, Господин Мой Надзиратель, — ответствовал ОН, потупив глаза. "3ря я затеял этот спектакль, все равно он ничего не разрешит. Ладно, ждать осталось недолго".

И действительно, пройдя фазы воспоминаний и обличений, Надзиратель вошел в предпоследнюю фазу — педагогическую:

— Посмотрите на что вы похожи, — и попытался подсунуть под нос ЕМУ зеркало. — Вам нет еще сорока, а вы выглядите старше меня. У вас ничего нет, вы живете на какие-то нищенские подачки, вы одиноки, вы угнетаете свой организм пивом и сигаретами, вы даже на родном языке говорите с акцентом…

— Это не мой родной язык, — ОН произнес внятно и тихо, почти про себя.

— У вас нет профессии, нет будущего. И я говорю вам — одумайтесь, вернитесь в нашу дружную селектскую семью и она примет вас как блудного, но родного сына. У вас будет дом, жена, дети, работа и вы перестанете, наконец, спасать этих грязных руттов от самих себя…

— Вот теперь Господин Мой Надзиратель я точно вспомнил, что мы знакомы десять лет. И в который раз за эти десять лет, давшиеся мне дорого, я повторю, что людей надо спасать независимо от того рутты они или селекты и для этого все средства хороши… Но сегодня я впервые хочу попросить вас об одолжении лично для меня. Очень близкий, дорогой мне человек может погибнуть в Орбо-Нова. Я умоляю вас разрешить мне выслать ей "Голос Отечества".

— А-а, очередная невеста. Знаете, я могу сочувствовать вам — в душе, могу соглашаться с некоторыми вашими высказываниями, но верить вам я — увы! — уже не способен и посему вы, многолетний нарушитель Закона, такого разрешения от меня не получите. А если вы так заинтересованы в этой особе, то езжайте за ней в Орбо-Нова и женитесь. Потом вы можете вернуться, но помните, что развод у нас возможен только через десять лет, а въехать сюда ваша подруга сможет только с вами и только в качестве вашей супруги. Но лучше всего — и для вас, и для нас — оставайтесь-ка вы в Орбо-Нова. Селектида и без вас обойдется.

И Надзиратель протянул ЕМУ заранее приготовленный бланк разрешения на выезд. "Хорошо работают, — подумал ОН. — Технический прогресс, знаете ли…"

Но надо было еще договориться на работе. Не желая тратить время на препирательства с непосредственным начальством, ОН отправился сразу к Другу. Друг был живым олицетворением удачи, приехали они одновременно, начинали одинаково, а какая теперь вилла, и машина, и семья, и вот ЕГО взял на службу, пригрел на синекуре.

Блестящие от прошедшего дождя мраморные плиты, обсаженные вечно-зеленым кустарником (настолько сочнолистым, что казался пластиком), вели к расположенной на холме вилле. У парадного подъезда сверкал сине-лакированный «мальме» Друга. "Еще не выезжал, наверное". Друг, разбогатев, перестал рано вставать и вообще стал вести лениво-аристократический образ жизни, несмотря на плебейскую форму рук, выдававших внимательному наблюдателю истинное происхождение их владельца. Друга это, впрочем, мало беспокоило. Приехав в Селектиду, Друг быстро понял не только куда ветер дует, но и где и какие мельницы надо строить. ОН иногда помогал Другу советами и тот, разбогатев, не отказывал себе в удовольствии быть филантропом, несмотря на фатальное и окончательное расхождение их линий жизни.

Друг был богат, его предприятия процветали, «козлы» и «бараны» приглашали его участвовать в политической жизни, дабы ему не пришло в голову организовать собственную партию, он популярен и фотогеничен, его жена-красавица — наследница одного из лучших состояний Старой Селектиды — Примерная Мать; дети — прелестные малютки, Гордость Нации; на званые вечера собирается весь цвет Города Башен, все знаменитости. И тем не менее Друг не брезгует обществом старого опального циника. И в этом нечто благородно-возвышенное и нечто фрондерское, и еще нечто, но уж совсем неощутимое и неxарактеризуемое. Друг быд щедр, гостеприимен и это позволяло посещать его, невзирая даже на участившиеся в последнее время нотации.

Но сейчас совсем другое дело, Друг всегда не слишком одобрительно относился к НЕЙ, а теперь эта авантюрная поездка в Богом проклятую Орбо-Нова неизвестно за чем и, главное, бросить работу, которую Друг нашел ЕМУ. Разговор предстоял нелегкий, а ведь надо было еще оплатить долги, да и на дорогу денег попросить…

Привратник встретил привычно и неприветливо. Всю жизнь ЕГО преследовали мелкие сошки. Пафос благоговения перед вахтерами, швейцарами, продавщицами, секретаршами. Мажордом придирчиво оглядел его костюм и обувь, сухо доложил, что господа изволят завтракать, и неохотно пообещав сообщить, величественно удалился. Отдавая дань демократическим традициям, Друг вышел встретить его сам, на ходу утирая рот салфеткой.

— Ну что же ты, заходи, давно тебя видно не было. А мы сегодня решили день отдыха сделать, — тут Друг лукаво подмигнул, — я и расслабился. Да и погода способствует… Ты ведь, кажется, такую любишь? Чай, как обычно? Советую попробовать шпрот. А к чаю рекомендую круассоны — они сегодня просто чудо как xороши…

ОН слушал, жевал, переводил взгляд с непроницаемо-приветливого точеного лица супруги Друга на умыто-воспитанных детей, на вышколенную незаметную прислуту, на блистающий скромным привычным великолепием стол. Награда по заслугам. Живое подтверждение оправданности праведных усилий. И собственвая жизнь как полная антитеза. И тоже ведь награда за что-то… А Надзирателя сюда на пушечный выстрел не подпустят — чином не вышел, да и моветон, знаете ли. Вот разве что Верховного Надсмотрителя пригласят…