Александр Житинский - Записки младшего научного сотрудника (сборник)

– Из Чечено-Ингушетии.

– Кто видел спектакль? – тяжело спросил председатель.

Последовало общее молчание.

Кто написал… Тьфу! Кто знает язык?

Та же реакция.

– Ну, как называется то, что он поставил? Где дипломная записка?! – вышел из себя председатель.

Ему подали папку с титульным листом, украшенным той же непонятной вязью. Председатель перелистнул несколько страниц и уставился на дипломанта с обреченным видом.

– Как вас зовут? – выдавил он.

– Миригим, – скромно улыбаясь, ответил юноша.

– Идите, Миригим. Идите… Уходите, Миригим! – шаляпинским басом прорычал председатель.

Миригима сдуло.

И вот после этого небольшого инцидента в зал легкой походкой вбежал мой друг, принеся с собой степные ветры Тьмутаракани. Волосы у него на голове игриво извивались. Улыбка была чарующая.

За ним внесли восемнадцать стендов фотографий и афиш. Люди, которые их вносили, были в турецких тюрбанах.

Он отпустил их величавым жестом, повернулся к столу и улыбнулся еще более обворожительно.

– Главный герой моего спектакля Странность… – промурлыкал он. – Не правда ли, все странные вещи происходят в пятницу? Эйнштейн говорил, что здравый смысл не так просто убить. Своим спектаклем я опровег это предположение. Вот посмотрите…

В его руках появился бумажный кубик.

– Это программка спектакля. Чтобы прочитать ее, необходимо залезть внутрь кубика, потому что текст напечатан с внутренней стороны. Это могут сделать только дети… Или еще пример: запах варенья. У нас в спектакле весь второй акт пахнет вареньем… Инсценировку я написал сам. Стихи и музыку тоже. Давайте послушаем…

Он включил магнитофон. Полились звуки увертюры к «Севильскому цирюльнику». Мой друг подпрыгнул в воздухе, как Щелкунчик, и, повисев немного, медленно опустился на пол.

Первой опомнилась узкая женщина.

– Какая концепция вам ближе – брехтовская или вахтанговская? – спросила она интимно.

– Мне ближе романтический катаклизм Огюста Кардье, – так же интимно ответил мой друг, послав в зрителей еще одну улыбку.

Это било без промаха.

А что это у вас за ящик? – подозрительно спросил председатель, указывая на макет.

– Это образ спектакля. Там все происходит на потолке, – пояснил дипломант.

– Послушайте, – визгливо произнес бородатый. – Вот вы пишете в дипломной записке слово «спектакль» через «и». Как это?

– Моя героиня – француженка. В конце спектакля она говорит «оревуар», что означает «до свиданья», – терпеливо объяснил друг.

– Оревуар! – протрубил председатель.

Друг хлопнул в ладоши, и толпа гномов унесла афиши и кубики. Потом он вынул из кармана пачку фотографий и раздал их членам комиссии. На фотографии был изображен он сам анфас и в профиль.

– Мы раздаем это бесплатно после каждого спектакля, – сказал он.

…Еще продолжала играть музыка, еще комиссия разглядывала фотографии, еще пахло ванилью и лимонными корочками, а мой друг уже летел мимо люстры на восток, за Уральский хребет, к великим сибирским рекам.

Его фотографию можно видеть в витрине фотоателье на углу Большого и улицы Зеленина.

А мне теперь ужасно хочется пойти на защиту дипломных работ дрессировщиков тигров или, скажем, внушителей мыслей на далекие расстояния.