Иар Эльтеррус - Мы — есть!

— Благодарю вас, — сказал он и склонил голову.

Внимательно посмотрев на нового узника, Николай только головой покачал. Столь отчаянно породистого лица ему видеть еще не доводилось. Естественно высокомерное, холеное, невероятно красивое. Все черты соразмерны, но в совокупности производили довольно странное впечатление. Этому человеку хотелось довериться. Притом его красота была именно мужской, никак не женской. И незнакомец разгуливал с таким лицом по красному Иркутску? Даже не замаскировавшись? Шутник он, в таком случае… Неудивительно, что обладатель породистого лица попал, в конце концов, в этот подвал. Такой конец совершенно закономерен. Да и выправка говорила сама за себя. Перед ними стоял такой же офицер, как и все здесь. К тому же, скорее всего, дворянин. А новичок снова повернулся к дверям.

— Вернули бы инструмент, господа красноармейцы! — разнесся по подвалу прекрасно поставленный баритон, но произносил слова он как-то странно, с каким-то почти незаметным акцентом. — Хоть перед смертью спеть. Последнее желание…

Один из стоящих на пороге красноармейцев, грузный небритый детина в трофейной английской шинели матерно выругался и погрозил говорившему кулаком. Второй, явно хохол, почему-то не поддержал товарища.

— Та виддай ты йому ту гытару, ранком, як його стрелять, знову соби визьмешь, — сказал он, сплюнув на пол желтую табачную слюну. — Хай поспивае хлопець в останний раз. До чого ж гарно спивае, вражина! Та й мы з-пид викна послухаемо.

— А коли сломает? — возмутился тот. — Он же вражина! Сломает, чтобы бедному человеку не досталось!

— Да не беспокойтесь вы, — рассмеялся новичок. — Не стану я ломать этот инструмент, он у меня с детства и отношения у нас с ним особые. Пусть и после меня кому-нибудь послужит.

— А! — махнул рукой красноармеец. — Черт с тобой, бери! Только смотри, ежели сломаешь, сразу не убью, долго мучиться будешь. И спой шо-нибудь красивое. Про любовь. Хоть ту жалостливую, шо утром на площади пел.

Он нахмурился, изобразив большое мыслительное усилие, немного постоял, а потом достав из-за спины потертый кожаный футляр, швырнул его ожидавшему новичку. Тот ловко поймал брошенное и иронично поклонился, разведя руки в стороны. Красноармеец снова выматерился и вышел, захлопнув за собой дверь камеры. Хохол ушел еще раньше. Слышно было, как заскрежетал запираемый замок. Новичок повернулся к молча стоявшим офицерам и поклонился уже вежливо.

— Позвольте представиться, господа, — сказал он все тем же великолепно звучавшим голосом. — Дварх-лейтенант Лар даль Далливан, легион «Ищущие Мглу», орден Аарн.

— Дварх-лейтенант? — с недоумением переспросил штабс-капитан Ненашев. — Это, простите меня, что за звание такое?

— Нечто среднее между вашим поручиком и штабс-капитаном, точнее не могу сформулировать. Я очень издалека, господа. И у нас все по-иному.

Дварх-лейтенант снова развел руками и открыто, широко улыбнулся.

— Так вы иностранец? — спросил Виктор.

— Именно так.

— Тогда почему вы не сказали об этом красным? Больше шансов в живых остаться…

— Жизнь — ничто, — усмехнулся дварх-лейтенант. — Честь — все. Не стал я унижаться и лгать, господа. Попался, так попался.

— Попались? — с подозрением спросил его Ненашев, служивший во времена оные в контрразведке. — Так вы что, господин хороший, шпион будете? Чей, интересно? В какой это армии существуют звания, подобные вашему? Я что-то подобных не припомню…

— Да, я был в разведке и попался, — снова улыбнулся странный офицер. — По-вашему, наверное, шпион. Нас заинтересовало, что такое у вас здесь происходит. Но я сглупил, не подумал, что бродячий музыкант — совсем неподходящее прикрытие. Попел песен на улице, там меня и взяли. С ходу. Какие-то малопонятные господа комиссары в кожаных куртках обвинили меня в том, что я «палач трудового народа» и «каратель», дали несколько раз в зубы и приказали отвести сюда. Еще сказали, что утром расстреляют. Хотел бы я только понять, за что именно? Что я им такого сделал? Ну ладно, пел странные песни на площади. Так ведь ничего больше! Да и наши в этой стране еще не бывали.

— По-русски говорите совершенно свободно, — фыркнул Ненашев, остальные офицеры только переглянулись. — А в стране впервые. Ну-ну…

— Вы можете не верить, — развел руками дварх-лейтенант. — Это ваше право. Только не забывайте о том, что завтра утром нас всех вместе поставят к стенке и ваша вера больше не будет иметь никакого значения.

— Вы полностью правы, господин дварх-лейтенант! — рассмеялся штабс-капитан. — Я забыл, что я уже не в контрразведке служу, а в подвале у красных расстрела ожидаю. Но согласитесь, ваша история весьма странно выглядит.

— Согласен, — кивнул тот. — Странно. Но я вам не лгу. Я действительно очень издалека, да и оказались мы в вашей области пространства совершенно случайно. Если среди вас есть астрономы, я мог бы объяснить подробнее.

— Я астроном, — подал голос Виктор Петрович. — Подполковник Куневич. Хотя какое отношение имеет моя бывшая профессия к вашим объяснениям?

— Рад познакомиться, господин подполковник. А ваша профессия… Присядем, господа.

Он царственным жестом указал на пол, как будто приглашал присутствующих рассесться в мягких и удобных креслах, а не на холодном и грязном каменном полу. Офицеры переглянулись, этот странный человек почему-то вызывал доверие несмотря на его дикий рассказ. То, что перед ними тоже офицер, доказательств не требовало — выправка, культура движений и множество неуловимых мелочей говорили опытному глазу немало. Махнув рукой, Николай сел напротив дварх-лейтенанта и снова внимательно посмотрел на него. Да, вот что его настораживало! Чуждость. Неподдающаяся объяснению чуждость этого человека, его отстраненность и полное безразличие к тому, что утром его расстреляют. Он вел себя совершенно непринужденно, как будто находился в аристократической гостинной, а не в темной, сырой камере. Интересно, что он еще расскажет? Да что бы не рассказал, хоть какое развлечение напоследок. Между собой пленные офицеры почти и не говорили, успели хорошо изучить друг друга и знали, чего ожидать от остальных.

— Кстати, господа, вы все, кроме господина подполковника, еще не представились, — с почти незаметной ироничной улыбкой сказал дварх-лейтенант, подождав, пока остальные сядут.

— Простите, — смутился Николай, — штабс-капитан Шаронский, Николай Александрович Затем он по очереди представил остальных товарищей по несчастью. Дварх-лейтенант открыто улыбался каждому, и каждому же почему-то казалось, что его душу взвешивают на каких-то эфирных весах. Оценивают его самого и всю его жизнь по каким-то своим, совершенно нечеловеческим критериям. Странное ощущение… Странное и тревожащее. Почему-то забывалось о том, что завтра их не станет. Почему-то казалось, что впереди ждет что-то невероятное, невозможное. Что впереди ждет чудо. А непонятный иностранец рассматривал русских офицеров с доброй, детской какой-то улыбкой. Николай был уверен в том, что этот самый дварх-лейтенант только что сделал для себя какие-то только ему известные выводы о каждом из присутствующих. И этим изменил их судьбы. Чушь, казалось бы, но Николаю так казалось, да что там, он был почти уверен, что прав. Иностранец посмотрел на него пристальнее, и в его взгляде офицер увидел искреннее удивление. «Да что он, телепат что-ли?» — мелькнула растерянная мысль, а тот медленно опустил веки, как будто соглашаясь с выводами штабс-капитана. Николай даже встряхнулся, чтобы избавиться от наваждения, да только не помогло.