Чайна Мьевиль - Город и город

— Псих?

Он пожал плечами.

— Может быть. Режет её, убивает, выбрасывает. Наглый к тому же, мерзавец: начхать ему было на то, что мы её найдём.

— Наглый или тупой.

— Или и наглый, и тупой.

— Стало быть, наглый, тупой садист, — сказал я.

Он закатил глаза: дескать, возможно.

— Хорошо, — сказал я. — Может, и так. Надо обойти местных девиц. Расспросить какого-нибудь полицейского в форме, который знает, что здесь к чему. Узнать, не возникали ли у них проблемы с кем-либо в последнее время. Распространить фото, выяснить имя Фуланы Деталь.

Я употребил общепринятое обозначение неизвестной женщины.

— Первым делом опросите Баричи и его приятелей, вот там. Будьте с ними обходительней, Бардо, они не обязаны были нам звонить. Я серьёзно. И захватите с собой Ящек. — Рамира Ящек отлично справлялась с допросами. — Позвоните мне сегодня?

Когда он остался вне пределов слышимости, я сказал Корви:

— Несколько лет назад на дело об убийстве простолюдинки у нас бы и половины такого числа народа не набралось.

— Проделан долгий путь, — отозвалась она.

Ей было ненамного больше, чем мёртвой женщине.

— Сомневаюсь, чтобы Ностина радовало отдавать профессиональный долг проститутке, но он, как видите, не жалуется, — сказал я.

— Проделан долгий путь, — повторила она.

— Так что же?

Я задрал бровь. Глянул в сторону Ностина. Я ждал. Я помнил о работе Корви по исчезновению Шульбана, делу значительно более византийскому, чем это изначально представлялось.

— Просто я, знаете ли, думаю, что надо иметь в виду и другие возможности, — сказала она.

— Поясните.

— Её макияж, — сказала она. — Сплошь, знаете ли, земельные и коричневые тона. Нанесены толстым слоем, но не…

Она надула губы, изображая женщину-вамп.

— А обратили внимание, какие у неё волосы?

Я обратил.

— Некрашеные. Поедем со мной на Гунтерстращ, поколесим вокруг, подкатим к любой девчачьей тусовке. Две трети блондинок, думаю. А остальные — чёрные, кроваво-красные или ещё какая-нибудь дрянь. И… — Она пощупала пальцами воздух, словно это были волосы. — У неё они грязные, но намного лучше, чем у меня.

Она провела рукой по секущимся кончикам собственных волос.

Большинство уличных женщин в Бещеле, особенно в таких районах, как этот, на первое место ставили еду и одежду для своих детей; фельд или крэк для себя; пищу для себя, а потом всякую всячину, в каковом списке кондиционер для волос значился далеко внизу. Я взглянул на остальных полицейских, на Ностина, собиравшегося в путь.

— Ладно, — сказал я. — Вы этот район знаете?

— Вообще-то, — сказала она, — он несколько на отшибе, понимаете? Вряд ли даже относится к Бещелю. Мой участок — Лестов. Некоторых из наших направили сюда, когда приняли сегодняшний звонок. Но пару лет назад я сюда выезжала, так что немного его знаю.

Лестов и сам почти пригород, в шести или около того километрах от центра города, а мы находились к югу от него, за мостом Йовик, на клочке земли между проливом Булкья и рекой, едва ли уже не устьем её, впадающим в море. Строго говоря, островная, хотя так тесно соединённая с материком промышленными руинами, что вы никогда не подумали бы о ней как о таковой, Кордвенна включала в себя жилые массивы, склады и винные погреба с низкой арендной платой, связанные друг с другом каракулями бесконечных граффити. Она располагалась достаточно далеко от центра Бещеля, чтобы о ней с лёгкостью можно было забыть в отличие от трущоб, вдававшихся внутрь города.

— Как долго вы здесь пробыли? — спросил я.

— Стандартный срок: шесть месяцев. Как и ожидалось: уличные кражи, подростковые драки, наркота, проституция.

— Убийства?

— За моё время — два или три. На почве наркотиков. Но в основном до этого не доходит: банды достаточно смышлёны, чтобы наказывать друг друга без привлечения ОООП.

— Значит, кто-то напортачил.

— Ну. Или ему наплевать.

— Хорошо, — сказал я. — Я хочу, чтобы вы занялись этим. Что вы сейчас делаете?

— Ничего такого, что не могло бы подождать.

— Хочу, чтобы вы на некоторое время перебрались сюда. Контакты какие-нибудь сохранились?

Она поджала губы.

— Найдите их, если сможете, а если нет, поговорите с кем-нибудь из местных парней, посмотрите, кто у них запевалами. Вы мне здесь понадобитесь. Слушайте, обследуйте этот массив — как это местечко зовётся, ещё раз?

— Деревня Покост.

Она невесело рассмеялась, а я задрал бровь.

— Деревни оно стоит, — сказал я. — Посмотрите, что сможете раскопать.

— Моему комиссару это не понравится.

— Я с ним договорюсь. Это Башазин, правильно?

— Вы всё уладите? Значит, я прикомандирована?

— Давайте пока что не будем это никак называть. Пока что я просто прошу вас сосредоточиться на этом деле. И подчиняться непосредственно мне.

Я дал ей номера своих телефонов — и сотового, и офисного.

— Позже можете показать мне и прелести Кордвенны. И…

Я посмотрел на Ностина, и она это заметила.

— Просто ничего не упускайте из виду.

— Вероятно, он прав. Вероятно, это наглая садистская выходка, босс.

— Вероятно. Давайте выясним, почему у неё такие ухоженные волосы.

В нашей лиге имелась табель об инстинктах. Все мы знали, что в те дни, когда комиссар Кереван работал на улице, он раскрыл несколько дел, следуя намёкам, лишённым какого-либо логического смысла, и что главному инспектору Маркобергу ни одно подобное раскрытие не удалось, а его удачи были, скорее, итогом изнурительной работы. Мы никогда не назвали бы необъяснимые маленькие догадки «прозрениями», опасаясь привлечь внимание Вселенной. Но такие догадки случались, и было понятно, что вы находитесь в непосредственной близости от одной из них, если какой-нибудь детектив целовал пальцы и прикасался к своей груди, где теоретически должен был бы висеть кулон в честь Варши, святого покровителя необъяснимых вдохновений.

Когда я спросил у Шушкила и Бриамива, что они делали, двигая матрас, они сначала удивились, затем заняли оборонительную позицию, а в конце концов помрачнели. Я упомянул о них в отчёте. Извинись они, я бы им это спустил. Удручающе часто можно видеть, как башмаки полицейских оставляют следы на остатках крови, как смазываются и искажаются отпечатки пальцев, как портятся или теряются улики.

По краям открытой площадки собиралась небольшая группа журналистов. Петрус Такой-то, Вальдир Мохли, молодой парень по имени Рахаус, ещё несколько.

«Инспектор!» — «Инспектор Борлу!» — И даже: «Тьядор!»