Джеймс Баллард - Утонувший великан (сборник рассказов)

Изображен в рассказе и своего рода антиконтакт — противостояние Куэйна и Манера. Манер — не просто алчный человек, стремящийся «не упустить своего» в любой ситуации: он воплощает определенную жизненную философию — отвратительно мещанскую, злобно утилитарную. Убивая Майера, Кузин защищает не только будущий союз землян и инопланетян, но и само человечество от его врага — циничного мещанина, равнодушного ко всему на свете, кроме собственной выгоды.

Если в рассказе «Место Ожидания» обыватель персонифицирован, то в рассказе «Утонувший великан» он представлен в виде толпы, бездушие и бездуховность которой показаны как социальные характеристики. И драма великана убедительна потому, что социальный анализ у Балларда неотделим от психологического.

Сюжет рассказа об утонувшем великане отсылает нас одновременно к бессмертным путешествиям Гулливера и к рассказу Габриэля Гарсиа Маркеса «Очень старый человек с огромными крыльями». Такого рода отсылки, литературные и музыкальные, не менее часты в творчестве Балларда, чем живописные реминисценции. Цитирование стихов Паунда, Мильтона, П. Б. Шелли, Эндрю Марвелла, прямые и косвенные параллели с «Робинзоном Крузо» Дефо, «Моби Диком» Мелвилла, «Бесплодной землей» Т. С. Элиота, «В ожидании Годо» Беккета, «Процессом» Кафки, «Приглашением на казнь» Набокова, «Бурей» Шекспира, «Поэмой о Старом Моряке» Кольриджа, «Слепым в Газе» Хаксли, наконец, даже просто упоминание в тексте этих произведений, а также музыки Бетховена, Брамса, Бартока, Моцарта, Чайковского, Баха, Грига, Шуберта — все это создает насыщенный интеллектуальный фон повествования, включает фантастику Балларда в поток мировой культуры, усиливает философское и эстетическое звучание его творчества.

Несмотря на символическую зашифрованность, метафорическую усложненность, Баллард — писатель достаточно традиционный, во многом «типично» английский. Но не только потому, что в его книгах отчетлив английский колорит, а героям присущи черты национального характера. Причина еще и в том, что Баллард вырос из английской литературной традиции, требующей повышенного внимания к морально-этическим вопросам. «Я убежден, что наше время возлагает на писателя особую ответственность», — сказал Баллард в письме автору этих строк. Сознавать ответственность и стремиться быть ее достойным — не каждому художнику под силу такая задача. Но Джеймс Грэм Баллард давно решил ее.

Обрывки полуденных разговоров на миллионных улицах:

— …Очень жаль, но здесь Западные Миллионные, а вам нужна Восточная 9 775 335‑я…

— …Доллар пять центов за кубический фут? Скорее продавайте!..

— …Садитесь на Западный экспресс, до 495‑й авеню, дам пересядете на Красную линию и подниметесь на тысячу уровней — к Плаза‑терминал. Оттуда пешком, на юг, до угла 568‑й авеню и 422‑й улицы…

— …Нет, вы только послушайте: «МАССОВЫЙ ПОБЕГ ПОДЖИГАТЕЛЕЙ! ПОЖАРНАЯ ПОЛИЦИЯ ОЦЕПИЛА ОКРУГ БЭЙ!»

— …Потрясающий счетчик. Чувствительность по окиси углерода до 0, 005 %. Обошелся мне в триста долларов.

— …Видели новый городской экспресс? Три тысячи уровней всего за десять минут!

— …Девяносто центов за фут? Покупайте!

— Итак, вы продолжаете утверждать, будто эта идея посетила вас во сне? — отрывисто прозвучал голос сержанта. — А вы уверены, что вам никто ее не подсказал?

— Уверен, — ответил М. Желтый луч прожектора бил ему прямо в лицо. Зажмурившись от нестерпимого блеска, он терпеливо ждал, когда сержант дойдет до своего стола, постучит по краю костяшками пальцев и снова вернется к нему.

— Вы обсуждали эти идеи с друзьями?

— Только первую, — пояснил М. — О возможности полета.

— Но, по вашим же словам, вторая куда важнее. Зачем было ее скрывать?

М. замялся. Внизу на улице у вагона надземки соскочила штанга и звонко ударилась об эстакаду.

— Я боялся, что меня не поймут.

— Иными словами, боялись, что вас сочтут психом? — ухмыльнулся сержант.

М. беспокойно заерзал на стуле. От сиденья до пола было не больше пятнадцати сантиметров, и ему начинало казаться, что вместо ног у него раскаленные резиновые отливки. За три часа допроса он почти утратил способность к логическому мышлению.

— Вторая идея была довольно абстрактной. Я был не в состоянии описать ее словами.

Сержант кивнул:

— Рад слышать, что вы сами в этом признаетесь.

Он уселся на стол, молча разглядывая М., затем встал и снова подошел вплотную.

— Послушайте‑ка, что я вам скажу, — доверительно начал он. — Мы уже и так засиделись. Вы что, и впрямь верите, что в ваших идеях есть хоть капля здравого мысла?

М. поднял голову:

— А разве нет?

Сержант повернулся к врачу, сидевшему в темном углу:

— Мы попусту теряем время. Я передаю его психиатрам. Картина вам ясна, доктор?

Врач молча уставился на свои руки. В течение всего допроса он с брезгливым видом не проронил ни слова, как будто ему претили грубые манеры сержанта.

— Мне надо уточнить кое‑какие детали. Оставьте нас вдвоем на полчасика.

После ухода сержанта врач сел на его место и повернулся к окну, прислушиваясь к завыванию воздуха снаружи в вентиляционной шахте. Над крышами кое‑где еще горели фонари, а по узкому мостику, перекинутому через улицу, прохаживался полицейский: гулкое эхо его шагов далеко разносилось в вечерней тишине.

М. сидел, зажав руки между коленями и пытаясь вернуть чувствительность занемевшим ногам.

После долгого молчания психиатр отвернулся от окна и посмотрел на протокол.

Имя: Франц М.

Фамилия –

Возраст: 20 лет

Род занятий: студент

Адрес: округ КНИ, уровень 549‑7705‑45,

Западная 3 599 719‑я улица

(местный житель)

Обвинение: бродяжничество

— Расскажите еще раз про свой сон, — попросил врач, глядя Францу в лицо и рассеянно сгибая в руках металлическую линейку.

— По‑моему, вы все слышали, — ответил М.

— Со всеми деталями.

М. с трудом повернулся к нему:

— Я уже не слишком хорошо их помню.

Врач зевнул. М. помолчал и затем чуть ли не в двадцатый раз принялся рассказывать.

— Я висел в воздухе над плоским открытым пространством, вроде как над гигантской ареной стадиона, и глядел вниз, тихонько скользя вперед с распростертыми руками.

— Постойте, — прервал его врач, — а может быть, вам снилось, что вы плывете?

— Нет, я не плыл, в этом я вполне уверен, — ответил М. — Со всех сторон меня окружала пустота. Это самое важное в моем сне. Вокруг не было стен. Только пустота. Вот и все, что я помню.