Евгений Лукин - Грехи наши тяжкие

— В суд на вас подают.

— Кто?

— Вам всех перечислить?

— А-а… по какой статье?

— Да мало ли! За нанесение ущерба деловой репутации, за причинение вреда здоровью, за оскорбление чувств верующих…

Похабник и сластолюбец помалкивал с матерным выражением лица. Садист продолжал:

— Где вы раскопали вообще этого вашего Вожделею?

— Нигде. Сам пришел.

— Но кто-то же его к вам направил?

— Авенир Аркадьич. Порекомендовал воткнуть в курьезы…

— Вот как? — Двое переглянулись. — Ну, с Авениром Аркадьичем разговор будет отдельный. А вот вы…

— А что я?

— Нет, но предварительную-то беседу вы с Вожделеей проводили? И что же, не заметили после этого изменений в собственной внешности?

— Знаете… в зеркало я смотрюсь редко…

— Не свисти! — неожиданно посоветовал похабник и сластолюбец. — В зеркало он не смотрится! А в гримерке?

— Даже и в гримерке! Нет, ну… заметил, конечно, что скверно выгляжу…

Заврался, запутался, приуныл.

— Шуму много? — спросил он в тоске.

— Не то слово! С двенадцати часов народ как с цепи сорвался. Уровень преступности в два раза сиганул…

— Почему? — Мстиша оторопел.

— Красивых бьют.

— За что?!

— За то, что красивые!

Судорожным движением Оборышев выхватил сотовый телефон, но был пойман за руку.

— Кому?

— Жене!

— Она что? Тоже…

— Да!

Хватка разжалась. Связаться со Светой, впрочем, не удалось — шли короткие гудки. Застонав, Мстиша спрятал сотик.

— Собирайтесь, — сказали ему.

— Куда?

— К ответу, — исторг садист, осквернив и без того циничную мордень кощунственной ухмылкой. — Крови вашей жаждут…

— Ну да, конечно… — окончательно угасая, горестно помыслил вслух Мстиша. — Политики… бизнесмены…

— Политики? Бизнесмены? — хмыкнул маньяк. — Бизнесмены — это еще полбеды. Да и политики тоже: как были уроды — так уродами и остались. А вот жены олигархов…

— Ох-х… — болезненно выдохнул Оборышев.

— Вот именно, — мрачно подтвердил собеседник.

Привезли Мстишу отнюдь не в полицию, как он ожидал, и даже не в ФСБ, а прямиком в областную Думу. В небольшом зальце с идеологически выдержанной потолочной лепниной собрались жаждавшие крови Оборышева. Повеяло картинами Босха, в частности — «Несением креста». Утешало лишь то, что за овальным столом не восседало ни единой разгневанной мегеры — сплошь мужской пол. Надо полагать, жены олигархов, не решаясь теперь показаться в свет, взамен прислали своих адвокатов, мерзости чьих образин уже давно ничто не могло повредить.

— Вот, пожалуйста, — сказал конвоир, придерживая Мстишу за локоток. — Первый виновник, прошу любить и жаловать…

И началось беснование. Все вскинулись, все обрушились с угрозами, самой мягкой из которых было увольнение. Оборышев только успевал облизываться да озираться.

Наконец главный Квазимодо, подозрительно смахивавший на губернатора, треснул ладонью по столу — и все смолкло.

— Как такое, понимаешь, могло случиться? — мертвым голосом осведомился он в мертвой же тишине.

Ну точно — губернатор.

Пришлось поведать историю с самого начала, по возможности перекладывая ответственность на плечи отсутствующего здесь Авенира Аркадьича. Поначалу Мстише казалось, что участников пандемониума, обсевших овальный стол, он видит впервые, однако мало-помалу из жутких личин начинали вытаивать знакомые черты. Вскоре он угадал почти всех. Элита. Побитый градом цвет общества.

— И как теперь, понимаешь, быть? — угрюмо осведомился главный Квазимодо, дослушав Оборышева.

Тот заискивающе улыбнулся и беспомощно развел руками.

Губернатор засопел.

— Как шкодить, — ворчливо упрекнул он, — так все, понимаешь, горазды, а как отвечать, так, понимаешь… Что скажешь, Олег Аскольдыч?

И посмотрел на садиста и маньяка. Оборышев вздрогнул и тоже уставился. Олег Аскольдович? Ни-че-го себе! Вот это его перековеркало…

— Я связался с нашей епархией, — сухо доложил тот. — Владыка тоже склоняется к мысли, что нас постигла Божья кара…

— Кого? Меня? — взревели за столом. — Ты за базаром-то — следи! Знаешь, сколько я на храм пожертвовал?

Взревевшего одернули.

— У меня создалось впечатление, — как ни в чем не бывало продолжал Олег Аскольдыч, — что владыка совершенно спокоен…

— Да я думаю! — фыркнули за столом. — Им-то чего беспокоиться? У них вон бороды от самых глаз — поди различи, что у них там под бородами!

Одернули и этого.

— Что касается ученой братии, тут полный разброд во мнениях. Психотропное оружие, гипнотическое внушение, кодовые слова… Ну и так далее.

— Погоди, Олег Аскольдыч, погоди! А этот… Вожделея! Он-то сам что говорит?

— Ничего. В данный момент Егор Трофимович Вожделея находится в отделении реанимации. Больничный комплекс, травматология.

«Стало быть, все-таки нарвался… — просквозила скорбная мысль. — А ведь предупреждал я его… Господи, лишь бы Светка убереглась!»

— Выживет?

— Врачи говорят, да. Состояние стабильно среднетяжелое.

Квазимодо издал приглушенный досадливый рык.

— А сам что думаешь?

— Думаю, независимо от того, что с нами случилось, ситуация необратима.

— То есть?

— То есть, хотим мы того, не хотим, а придется приспосабливаться к новым условиям.

Последовал новый взрыв возмущения — и глава областной администрации был вынужден повторно треснуть ладонью по столу.

— Ты это… понимаешь тут… Как тут приспособишься?

Прежде чем ответить, Олег Аскольдович впервые помедлил, должно быть, подбирая слова.

— Ситуация, по-видимому, необратима, — с невозмутимостью, за которой мерещилось извращенное удовольствие, повторил он. — Но не смертельна. Кстати, в прямом смысле. Пока у нас по области, слава богу, ни одного трупа. Для сравнения: в Москве их час назад было уже три.

— Да что вы нам тут про трупы?.. — вскипел очередной потерпевший. — Вот с этим что делать? С этим вот! — И он ткнул себя скрюченными пальцами в совершенно инфернальное мурло.

— Боюсь, тут уже ничего не поделаешь, — с сочувствием отвечал Олег Аскольдыч. — Независимо от рода деятельности грешить все равно приходится, причем грешить профессионально. Не будешь грешить — прогоришь. То есть каждый из нас сейчас перед выбором: либо стать красавцем, но без штанов, либо в штанах, но…

Договорить не дали — и последовало третье по счету тресновение державной ладонью по столу.

— Предлагаю больше не упоминать о том, чего мы не в силах изменить, — выждав, сколько следует, вновь заговорил ужасный Олег Аскольдыч. — В конце концов, внешность — личное дело каждого. Главное сейчас — стабилизировать обстановку в городе. В частности, остановить самосуды. Силы полиции приведены в повышенную готовность, им даны соответствующие указания, думаю, порядок скоро будет восстановлен. Потенциальные жертвы берутся на учет, их, кстати, не так и много…