Барри Лонгиер - Тихая

Добрые Губы делала не эти знаки. Добрые Губы поднимала вверх пальцы, опускала вниз пальцы, сжимала кулаки и смотрела очень тревожно. Тихая подумала, что Добрые Губы играет с нею, поэтому снова стянула вуаль с головы. Она беззвучно засмеялась, а Добрые Губы вдруг присела на корточки.

Тихая почувствовала тяжелый удар по ягодицам. От боли она заплакала. Невидимая рука натянула вуаль на ее голову, и она сквозь слезы увидела высокого мужчину с белой пылью на руках, которую он стряхивал, удаляясь к раковине. У этого в белом было словесное имя, его звали Онан. Так звал его другой мужчина, Набил.

Она повернулась и посмотрела вниз на Добрые Губы.

— Это единственный способ, которым можно научить чему-то Тихую.

Онан вытер руки и вернулся к гигантским серебряным кастрюлям, за которыми он приглядывал, отдавая приказы трем помощникам с именами и четырем помощницам, лишенным имен.

Добрые Губы сунула руку в складки своего черного платья и что-то вытащила. Она протянула это, но та, чьим именем был прижатый к губам палец, за которым следовал опускаемый кулак, лишь смотрела сквозь слезы и прижимала руки к заду.

Через секунду она всхлипнула и взглянула на предмет в руке Добрых Губ. Какая-то штучка на золотой цепочке. Ей захотелось посмотреть поближе, и она взяла ее под свою вуаль. Штучка была такая блестящая. Добрые Губы руками забралась под вуаль ребенка и надела цепочку ей на шею.

— Если ты станешь давать подарки этому отродью всякий раз, когда я ее шлепаю, она никогда ничему не научится.

Добрые Губы поднялась и ушла. Онан помешал в кастрюле и скривил лицо, проговорив:

— Пуховерты! Когда Пророки узнают, наконец, о моих страданиях!

Он взял деревянную ложку и окунул ее в серебряную кастрюлю. Вытащив ложку, он понюхал, сморщил нос и подул на нее.

— Вот, девчонка. — Онан приподнял краешек ее вуали и поднес ложку к ее губам. Она попробовала горячую жидкость, острую и сладкую. Нос наполнился хмельным ароматом.

— Думаю, тебе понравилось. Тогда, наверное, сойдет и для пуховертов.

Он положил ложку на тарелку-подставку и подошел к стойке, где стал что-то крошить громадным, зловещим ножом. Посреди крошева он остановился и посмотрел на нее.

— Девчонка, ты когда-нибудь видела этих пуховертов?

Она покачала головой.

Онан кивнул.

— Молись всем от Авраама до Камила, чтобы никогда ни с одним не встретиться. Они едят маленьких девочек.

Она завертела головой. Слишком страшно, чтобы быть правдой. Маленьких девочек никто не ест.

Повар поднял брови.

— То она не хочет держать вуаль на голове, а то теперь ставит под сомнение слова мужчины. В тебе присутствует соль Магды, это правда.

Онан вытер руки полотенцем и сказал:

— Пойдем со мной, девчонка. Я покажу тебе то, что на самом деле едят пуховерты.

Он подошел к другой стойке.

— Понимаешь, сегодня вечером твой отец принимает много важных людей, включая своего друга, нового первого министра Микаэля Ючеля. — Он руками что-то собрал на стойке и через плечо взглянул на девочку. — Там будут также пять пуховертов, и мне наказали хорошенько их накормить.

Он повернулся и протянул ей пригоршню шелковистых каштановых прядей. Он швырнул их ей в лицо и закричал:

— Волосы! Это волосы, девчонка! Мне пришлось состричь с голов маленьких девочек десятки косичек перед тем, как их варить! — Повар злобно ощерился и сказал: — Пуховерты не выносят волосы, понятно? От них плохо перевариваются глаза.

Он загромыхал своим раскатистым смехом, когда она заползла на четвереньках между горячими железными плитами в темное и безопасное место возле стены. Пока Онан все смеялся своей весьма тонкой шутке, она заметила много тонких коричневых прядей на полированном камне пола. Она кралась меж горячих плит, пока не смогла протянуть руку и схватить немного этих волос.

Потом она уселась в своем темном месте и ощупала пряди. На ощупь как обыкновенные волосы. Она понюхала их. Среди всех ароматов кухни было трудно сказать, чем пахнут пряди. Она попробовала их на вкус и выдернула изо рта. Это были просто волосы.

Она взглянула между плитами и увидела еще пряди. Они торчали из мусорного ведра. Пока Онан не смотрел, она проскользнула между плитами и подобралась к мусорному ведру. Волосы исходили от странного предмета, который был похож на цветок с громадными, напоминавшими уши, лепестками. Цветок вырастал из пурпурно-черной скорлупы.

Она не знала, что это такое, но поняла, что это явно не голова мертвой девочки. Она вытащила предмет из ведра за его каштановые волосы и шла вокруг плит, пока не обнаружила Онана, выходящего из чулана с нагруженными руками. Она встала у него на дороге и подняла предмет вверх.

Повар, увидев ее, засмеялся. Он свалил свое бремя на стойку и сказал:

— Ну, разве ты не маленькая умница? Ты знаешь, что это такое, девочка?

Она покачала головой.

Онан снова сходил в холодильную комнату и вернулся с громадной пурпурно-черной шишковатой глыбой. На ее верхушке был такой же цветок с вихром торчащих из него каштановых волос.

— Это называется солдатской дыней, девочка. Пуховерты так ее любят, что не могут ею наесться.

Он подошел к своей стойке для крошева и снова взялся за свой зловещий нож. Им он обкорнал верхушку дыни и отложил ее в сторону. Опустив глыбу дыни пониже, чтобы она смогла заглянуть внутрь, Онан сказал:

— Ты когда-нибудь видела что-то похожее, а?

Мякоть дыни была бледно-голубой. В центре находились ярко-красные семена, погруженные в лавандовое желе.

— Давай, — сказал повар, — сунь туда пальчик и попробуй.

Она тронула пальцем лавандового цвета желе и поднесла палец к языку. Мгновенно рот ее наполнился самой невероятной горечью. Горло свело от этого вкуса, и она почувствовала, как желудок начинает крутить.

Онан снова захохотал:

— Эту часть есть нельзя!

Она не побежала из кухни. Онан часто устраивал ей розыгрыши, но она знала, что очень скоро он почувствует раскаянье и сунет ей печенье, какую-нибудь сладость, или даст попробовать готовый пудинг. Она вернулась в свое темное место за плитами, чтобы подождать.

Дожидаясь, она все ощупывала вуаль на голове. Она мяла пальцами тонкую ткань и гневалась, что ее заставляют это носить. Она злилась и негодовала на то, что ее даже отшлепали за нежелание ее надеть.

Она осмотрелась и решила, что может довериться своему темному месту. Никто не был таким маленьким, чтобы забраться к ней сюда. Она стащила вуаль с головы, еще раз сморщилась на горечь во рту и стала ждать, пока Онан позовет ее на угощение.