Кристофер Роуи - Штат добровольцев

— Лоуэлл, когда вернемся домой, я отведу тебя в Уиллоу-Ридж, посмотришь на настоящих черных медведей, что живут в горах над Грин-Ривер. Тот медведь в небе — обыкновенный робот, он состоит из множества надувных камер, а еще он слуга дьявола, и не стоит на него даже смотреть, если, конечно, нет возможности подкрасться ближе и сломать.

Все воины уставились либо на небо, либо на своего предводителя, и Сома уже подумывал, не попытаться ли открыть голову. Но едва эта мысль пронеслась у него в мозгу, как Джафет Сапп повернулся в его сторону и буквально пронзил немигающим взглядом.

Потом, не сводя с него глаз, обратился к воинам:

— Обмажьте-ка его еще разок. Только осторожно. Нам надо переправить этого добровольца через реку Камберленд, хотя для этого еще придется дать взятку мусорным жукам.

Какое-то эндоморфное существо, покрытое совиными перьями, тут же принялось намазывать пасту на нижнюю часть его лица. Сома с трудом выдавил из себя:

— Мусорные жуки обслуживают город, они неподкупны. Если вы рассчитываете на помощь со стороны подданных Губернаторши, ваши планы обречены на провал.

Снова заухала сова, потом послышалось шиканье, а Джафет сказал:

— Если бы у мусорных жуков были родители, они и их продали бы за полфляги кентуккийского бурбона.[5] А у нас с собой достаточно этого добра.

Сома знал, что Джафет лжет, обычная тактика агитатора-неоанархиста. И он сказал это вслух.

— Замолчи, Сома-Художник. Ты — вот такой ты — мне даже нравишься, но все мы читали циркуляры Губернаторши. Мы слишком развиты для привычных вам моделей поведения. — Джафет подал знак, и воины поднялись на ноги. Разведчики побежали вперед, остальные принялись разминать затекшие ноги. — К тому же я не агитатор-неоанархист. Все что угодно, только не это.

— Певец! — выкрикнул пробегавший мимо юноша-кроу.

— Он хочет сказать, что иногда по выходным я даю концерты, но никаких контрактов на записи у меня нет. — И Джафет подтолкнул Сому вперед.

— Сварщик! — выкрикнул другой воин.

— Да, и лицензия от Союза имеется, — подтвердил Джафет. — Я работаю на границе.

Сома прекрасно понимал, что и это тоже ложь.

— Можно подумать, что Окружную стену построили кентуккийцы.

Воины опять крайне развеселились.

— Не одни кентуккийцы, доброволец, но и многие другие. Мы называем это политикой сдерживания.

— Агитатор, певец, сварщик, — повторил Художник.

На сей раз паста подействовала сильнее, он чувствовал, как немеет, даже думать он стал теперь намного медленнее.

— Убийца, — проухал Сова.

До этого момента Сома не слышал, чтобы он что-нибудь говорил.

Джафет лез на крутой берег впереди Сомы. Услышав сказанное Совой, он остановился, обернулся, нога при этом глубоко ушла в землю, покрытую ковром опавших листьев, и вокруг сразу запахло гнилью. Джафет взглянул на Сову, потом пристально на Сому — он читал его мысли.

— Теперь ты хорошо заторможен, Сома-Художник. Сам голову открыть не сможешь, за тебя это сделаем мы. И вот теперь слушай правду. Мы здесь не затем, чтобы воровать то, что принадлежит ей. Мы пришли, чтобы пробраться в ее владения. Мы пришли, чтобы убить Афину Парфенонскую,[6] королеву логики и Губернаторшу Штата Добровольцев Теннесси.

Дженни-Грязные-Ногти расстелила листья папоротника прямо на стоянке, но прежде чем устроить себе постель, она хорошо их высушила. Лошадь внимательно наблюдала за ней из-за закрывающейся лишь наполовину двери гаража. Большую его часть занимала машина Сомы, она тоже спала после небольшой дозы анестетика.

— Вполне уютная постель, лошадка, — заметила Дженни. — После такого тяжелого дня мы все крепко уснем.

И тут она заметила, как что-то подрагивает на одном из побегов папоротника — кусочек пера попал между листиками, причем перо было черно как вороново крыло, даже отдавало синевой. Сразу повеяло северным ветром. Дженни вздохнула, ведь она была не такой безупречной гражданкой, как Сома, и ее часто доставали полицейские.

С ветки тюльпанного тополя,[7] стоящего у дороги на Нашвилл, вылетел телефон. Он со скрипом упал на землю прямо перед Дженни и уставился на нее глазами-бусинками.

— Звони, — предложил телефон.

— Привет, — сказала Дженни.

Голос у Оператора Дженни был почти такой же, как у самой Дженни. Это ее всегда очень волновало. У операторов других людей голоса были похожи на голоса телезвезд или известных Законодателей, иногда на счастливых персонажей мультфильмов, но Дженни в этом вопросе принадлежала к меньшинству — все ее Операторы и Учителя походили на нее саму. «Мой голос — твой голос».

— Дорожный Патруль Теннесси уже нашел одно перо, Дженни Хилер. — Голос выливался из телефонной трубки, подобно густому холодному сиропу, и медленно втекал ей в уши. — Но и это нам понадобится. Береги его, Дженни, и немного шире раскрой голову.

А вот секрет этих самых перьев. Того, что передала полиции Дженни, и того, что уже нашли раньше. По всей дороге от самой Окружной стены красовались, словно флаги-отметины, эти перья; из стены торчали совиные перья. Перья казались прямо-таки насквозь пропитанными интригой. Они были обработаны очень мощным математическим составом — автономным программным обеспечением, которое было разработано Совами Голуботравья.[8]

Перья были рассчитаны на удар исподтишка, на то, чтобы запутать и сбить с толку. Отмечали они ложный путь, кентуккийцы же ушли совсем другой дорогой.

Специальный состав проник в голову Дженни и просочился сквозь не очень серьезные блоки защиты телефона, а потом и сквозь более серьезные укрепления из колючей проволоки, охранявшие Оператора Дженни. Состав искал Сыщика, а может, даже Законодателя, но для достижения цели врагам нужно было захватить их в одиночку, а это представлялось маловероятным.

Состав старательно избегал Командоров Великой Соляной Скалы, которая окружала Парфенон. Состав был очень хитро устроен. Задачи перед ним стояли вполне реальные. Он помечал ложный путь.

Кроу заставляли Сому нести груз. Один из них сказал:

— Ты сильнее, чем думаешь, — и водрузил ему на спину полный бочонок из белого дуба.

Такие же бочонки несли многие воины-кроу, а у других были мокрые, грязные джутовые мешки. Из мешкав местами торчали корешки, а пахло от них так же, как пахнет из погребов бедняков.

Джафет Сапп нес лишь какой-то лист бумаги. Иногда вместе с Совой и голубоглазым юношей он склонялся над этим листом, тогда остальные располагались неподалеку и наслаждались кратковременным отдыхом.