Александра Богданова - Освободите площадку! Лечу-у-у!..

- Вот и чудненько. Вместо того, чтобы шататься по ярам со своей гитарой, будешь теперь совхозу убыток отрабатывать.

И пошла прочь. Ласковые глаза Салатиной и честные Кактуса тоже переглянулись за учительской спиной, а Маргарите Евгеньевне показалось, будто какая-то догадливая птица на дереве у дороги прокаркала ей вслед:

- Позор-р-р!!! Позор-р-р!!!

Так что весь июнь и половину июля Лариса проторчала то на редиске, то на укропе, и там же, посреди грядок, сочиняла она грустные куплеты про неумеху, которая хочет сделать как лучше, а выходит черт знает что, и только нечаянно может получиться что-то стоящее. Все сочиненное на грядке распевала она потом в глубоком пустом яру, где прежде кузятинцы с окраины выпасали скот, а теперь росла высокая, в пояс, трава, которую некому было жевать. Частные дома недавно снесли, а в новостройке корову можно держать разве что в гараже. Кое-где из земли выходили на поверхность гладкие, как дельфиньи спинки, рыжие от дождей валуны. Ларисе было известно одно место, где они располагались друг за другом рядами, ее вечные, терпеливые слушатели. Перед ними она и усаживалась в траву и, воображая себя великой француженкой Эдит Пиаф, то скорбно, то весело напевала валунам обо всем, что случилось с ней сегодня, вчера, и что завтра, вероятно, случится, если за ночь на земле не произойдет какой-нибудь глобальной катастрофы.

Конечно, жители новостроек слышали ее песни. Конечно, мальчишки подкрадывались сзади исподтишка и стреляли в Семар из рогаток или выпускали неожиданно из-за спины голубей. Каждый считал делом чести дернуть ее за длинные лохмы или попасть по гитаре из рогатки. Но это мало кому удавалось. Пес Бурбон, лохматое чудовище без опознавательных признаков начала и конца, дружелюбно клал им на плечи мягкие лапы, и от этого касания "герои" чувствовали себя Ильями Муромцами, наполовину ушедшими в землю. Семар их почти не замечала. Куда больше злила их упорная непонятливость, от которой хотелось поднять к небу голову и завыть, как пес Бурбон, грустно и протяжно.

А следующей весной на старой заброшенной колокольне десятиклассник Сева-Севастьян начал репетиции рок-группы из числа самых одержимых кузятинских "рокеров" и пригласил к себе в солистки Ларису Семар. Прочие незадействованные претендентки, удивленные нелепым выбором, поджали нижние губки и сказали: "Он еще на коленях перед нами поползает". Зоя Салатина, выучившая за два месяца ради Севы-Севастьяна весь репертуар "Айрон мэйден", ["Айрон мэйден"-"Aron maiden" (англ.)- "Железная девица"- название одной из популярных на Западе групп.] отказалась пропускать его впереди себя в буфете на большой переменке. Остряк Боря из строительного ПТУ прозвал ее "железной девчонкой", ибо только железные мозги зубрилы могли выдержать такую нагрузку, а Кактус, влюбленный в Салатину с додетсадовского периода, и тоже за свой объект обиженный, решил действовать более тонкими методами. Лариса же приняла приглашение с достоинством, будто ничего другого и не ждала, будто ее каждый день зовут солировать в какой-нибудь группе.

Забравшись впервые на колокольню с собственной гитарой и псом, она деловито потрогала инструменты, прочитала начертанные на стенах имена кумиров тяжелого рока и, подняв кусок угля, добавила к "Black sabbat" ["Black sabbath"- также название рок-группы, "Черный шабаш" (англ.).] букву "h".

- Так будет правильно, - заявила она и перегнулась через перила вниз. Ну и высотища! Десятый этаж! А впрочем...

Ответственный за надписи Кактус, человек весьма рассудительный, прежде чем связаться с "чокнутой", приоткрыл свой "кейз" и взглянул на обложку диска. Так и есть: "sabbath". Будь она неладна, эта грамотная солистка...

А солистка об ошибке уже и думать забыла. Она увлеченно обсуждала с руководителем репертуар и все пыталась его убедить, что петь для кузятинского зрителя по-русски куда интересней, чем по-английски, потому что магия песни не только в синтезаторе или, скажем, бас-гитаре, но и в хороших словах,

- Да ты что, Ларка, немытой редиски объелась? - не выдержал наконец добродушный Сева-Севастьян. - Не думаешь, что слова твои публике до лампочки? Их и слушать никто не станет.

- Никто?

- Никто.

- А что тогда на нашем концерте делать? - При этих душеспасительных речах Кактус отбросил назад белобрысый чуб-"попер" и сплюнул с досады через передний зуб и через перила колокольни прямо на девственный в ромашках луг, еще не ведающий, что за муку ему придется вскорости претерпеть из-за этого дьявольского оркестра. А Сева-Севастьян взял себя в руки.

- Значит так, - обратился он к Семар, - или ты подчиняешься нашим законам, или забираешь свою семиструнную и вперед, в яры! Распевай там куплеты камням и лютикам!

- За позволение спасибочки.

Семар согнулась в три погибели, и блуза ее, со всех сторон подхваченная ветрами, надулась, как парашют. Севе-Севастьяну вдруг показалось, что если она обидится по-настоящему, то не пойдет по длиннющей лестнице вниз, а возьмет и улетит на персональном воздушном шаре и еще сделает им на прощание ручкой. В душе Сева-Севастьян был настоящим артистом, и не стой сейчас рядом ехидный Кактус, он бы, пожалуй, согласился с Семар. Но ударить лицом в грязь перед единомышленниками из-за этой "чокнутой"...

- Сейчас все группы исполняют что-то такое... ну, человечное, что ли... чтобы их поняли, поддержали, и сами хотят понять... чтобы не просто так, вела свою линию Семар.

- Ищут дешевой популярности, - снова сплюнул на луг Кактус и подумал при этом, что еще пара таких заявок и путь Салатиной в группу будет расчищен.

- А как вы собираетесь называться?

- "Звонари", - гордо произнес Сева-Севастьян, потому что название это плод его бессонной ночной фантазии - соответствовало месту репетиций и сочетало в себе что-то в стиле "ретро" с чем-то в стиле "а ля рюс".

- Ха! - сказала насмешливо Семар. - И правда - звонари. Звону много толку чуть. Ну, я пошла.

Как будто договор может утратить силу только потому, что солистке не нравится название группы. И хотя они не были связаны контрактом и этой выпендрехе не грозила неустойка, у Севы-Севастьяна нехорошо екнуло сердце. В самой глубине его творческой души жила уверенность, что лохматая поэтесса единственная в Кузятине личность, способная вместе с ним приблизить "Звонарей" к уровню мировых стандартов. У него даже мелькнула мысль: а не спеть ли ей на пару с Бурбоном? У пса определенно имеется слух, он так красноречиво и вовремя подвывает своей хозяйке. Нет сомнения, дуэт пришелся бы по вкусу пресыщенным кузятинцам. Но как все хорошие артисты, Сева-Севастьян был плохим администратором, и он ответил Семар так, как совсем бы не стоило отвечать: