Песах Амнуэль - Конечная остановка

«Я люблю тебя».

Это сказал я? Ира? Мы вместе?

Слова не прозвучали, они были всегда.

— Что? — переспросил я, не расслышав последних слов Яшара. Что-то промелькнуло в памяти, будто бабочка взмахнула крылом…

— Я говорю: надо пересчитать спектры «Ариэля» для стандартного диапазона, иначе нельзя сравнивать интенсивности.

— Конечно, — я пожал плечами. — Только и без пересчёта видно, что точки лягут ниже кривой. Нет там скрытой массы.

— Может, и нет, — задумчиво произнёс Яшар. — В этом конкретном скоплении. Но в восьми других есть, и небольшая корреляция реально существует.

— Существует, — согласился я. — Чем больше число галактик в скоплении, тем больше расхождение в величине масс.

— И если продолжить кривую… — Яшар не стал заканчивать предложение.

— Тогда в масштабе Вселенной величина невидимой массы достигнет примерно двадцати процентов.

— Маломассивные звёзды, скорее всего, — заключил Яшар. — Или нейтронные, но менее вероятно. Пожалуй, это можно опубликовать в «Астрономическом циркуляре». На большую статью не тянет, слишком мало точек, и вывод плохо аргументирован.

— Сейчас напишу страничку, — согласился я.

Не успел. За машинку сел Абдул перепечатывать квартальный отчёт. Писать от руки не хотелось, всё равно потом печатать и править. Я сел за свой стол, положил перед собой графики и не то чтобы задумался… Странное возникло ощущение — будто я здесь и не здесь. Закрыл глаза, и показалось… Пожалуй, я слишком мнителен — просто круги на оранжевом фоне, но в кругах почему-то…

Женщина? Лицо… Руки… Незнакомая. Видел, наверно, в каком-нибудь журнале. В «Огоньке», может быть? Пришло на память имя: Лиля. Я не знал женщины с таким именем.

Стук клавиш стих, Абдул вынул из каретки отпечатанный лист и кивнул мне: иди, мол, машинка свободна.

На столе шефа зазвонил телефон.

— Тебя, — сказал Яшар, подняв трубку. — Жена.

— Миша, — Ира говорила тихо, и я плотнее прижал трубку к уху, — у нас собрание переводчиков, я задержусь. Ты заскочишь за хлебом по дороге домой?

— Конечно, — сказал я. — Круглый брать или кирпич?

— Какой захочешь. Лишь бы свежий.

— Ирочка, — я так и не понял, почему задаю этот вопрос, — ты не знаешь, кто такая Лиля? Вспомнилось имя, вроде знакомое…

— Нет у нас таких знакомых, — уверенно сказала Ира. — А почему ты спрашиваешь?

— Не знаю. Мелькнуло в памяти. За хлебом зайду, конечно. И ещё Женечку нужно на кружок.

— Она с Наргиз и её мамой пойдёт, они уже договорились.

— Замечательно, — пробормотал я и положил трубку.

Заметку в «Циркуляр» я сочинил быстро. Правда, над заключительным абзацем просидел до пяти. Ограничиться фактом обнаружения невидимой массы в восьми скоплениях галактик? Или дать кривую корреляции? Упомянуть, что пятая часть массы Вселенной может быть не видна? Шеф прав: слишком мало точек и слишком велики ошибки измерений.

Лиля. Откуда мне знакомо это имя?

Поговорю с Лёвой. Конечно, он приплетёт инкарнации, его любимая тема. Пунктик у человека: преподаёт марксистскую диалектику, а увлекается индуизмом, и ведь получается у него совмещать несовместимое. Он и Юнга в прошлом году откопал, издание двадцать шестого года. «Лиля? — скажет Лёва. — Это у тебя из подсознательного. Может, твоя жена в прежней жизни?» А я отвечу: «Ты же говорил, что в прежней я был адмиралом Нельсоном, и жену мою звали Эммой. Может, Лиля — из будущей инкарнации?»

И оба мы посмеёмся, потому что, если о прошлых жизнях индуисты что-то знают, то о будущих не знает никто.

Я сложил бумаги в портфель, защёлкнул замочек, надел плащ и пошёл к выходу. Уходил последним, в коридоре было тихо, сумрачно, и на лестнице, когда я спускался, промелькнула тень. Как призрак. Отсвет чего-то.

На автобусной остановке было много народа, и я пошёл к метро. От конечной станции до дома долго идти пешком, но всё равно приду раньше Иры. Нарежу хлеб, поставлю на плиту ужин.

Вспомнил, как мы познакомились: я бежал за автобусом, Ира вышла на проезжую часть…

Странная вещь — память. Вспоминаются иногда события такие далёкие во времени… будто инкарнации. Как-то я читал фантастический рассказ о человеке, помнившем своё будущее. Помнил ли он собственную смерть?

Какие нелепые мысли лезут в голову после рабочего дня.

В метро тоже была толкотня. Я стоял, прижавшись лбом к стеклу дверей, поезд с рёвом нёсся в темноте тоннеля, и редкие фонари прорезали мрак яркими болидами. В каждом мне почему-то виделись лица людей, которых я не помнил, но откуда-то знал. Лиля… Вова… Типлер… Кто такой Типлер?

Поезд вынырнул в слепящий неоновым светом зал станции «Нариманов», и во вспышке я увидел почему-то человека, лежавшего на высокой кровати, покрытого по шею простынёй и смотревшего мне в глаза взглядом, говорившим так много, что понять было невозможно. Видение исчезло, и, прижав к боку портфель, я потопал в толпе пассажиров к выходу из метро.

На площади перед кинотеатром громко работало радио, передавали что-то о пленуме, называли фамилию Горбачёва. Я спешил домой, чтобы разогреть ужин к приходу Иры. Потом вернётся с занятий Женечка, и мы сядем смотреть телевизор. Не пленум, конечно. По второй московской программе покажут старый хороший фильм «Три плюс два».

Типлер… Лиля… Вот ещё слово вынырнуло: «эмуляция». Наверно, подсознательно сложил эволюцию с симуляцией.

Может, всё-таки сделать большую статью о невидимой массе? Рецензент в «Астрономическом журнале», конечно, зарубит, слишком ненадёжная аргументация, я и сам знал. Но ведь… делай что должно, и будь что будет.

Кто я такой, чтобы рассуждать о судьбе Вселенной? Тварь дрожащая или право имею?

От этой мысли мне стало весело. Надо будет спросить у Иры, что может означать странное слово «эмуляция». Она переводчик, это слово могло ей встречаться.

А о Лиле спрашивать не стану.