Борис Миловзоров - Рок

– Компьютер!

– Слушаю, сэр.

– Выведи на дисплей результаты анализа внешней среды.

Барри несколько раз прочитал информацию, последний раз даже проговорил ее вслух, но понять не смог. Нет, он не был на дне океана, он был на поверхности, но была ли эта поверхность его родной планетой?! За бортом челнока уровень радиации составлял почти полтора миллирентгена в час, в атмосфере было полно опаснейших токсинов. Анализ замеров грунта вокруг корабля показал, что из восьми проб не было ни одной одинаковой! Здесь были и сложные органические соединения, и обычные металлы, и экзотические сплавы с присутствием редкоземельных элементов. А в восьмом замере нашли стронций-18 в чистом виде!

Волосы астронавта встали дыбом. Он бессмысленно смотрел на результаты анализа и медленно соображал, что на поверхность родной планеты нельзя выходить без защитного костюма. Правда, утешало, что в воздухе достаточно кислорода, почти 16%, но дышать этим воздухом без фильтрации было никак нельзя. И даже в скафандре не стоило рваться наружу сейчас, глубокой ночью. Надо было ждать рассвета. Глетчер нервно заходил по потолку рубки, машинально переступая через плафоны.

– Значит, так, – начал он рассуждать и загнул один палец, – во-первых, я устал. А значит, надо уснуть, и потому «во-вторых» и «в-третьих» переносятся на завтра.

Барри еще раз проверил системы защиты и разместился в антиперегрузочном модуле. Через несколько минут он уже спал.

Проснувшись утром, Барри первым делом кинулся к обзорным экранам. Он, наконец, увидел то, к чему так стремился. Картина поразила его не меньше, чем вчерашняя проба грунта. Сначала на экране плавали одни облака, потом, по мере движения телеискателей, на экран стали наползать какие-то угловатые бугры. Это были огромные, безобразные кучи мусора. До самого горизонта холмами, горками и горами валялся хлам: контейнеры, битая посуда, мерзкая гниль, отбросы, исковерканные машины, скрученные в узлы металлоконструкции, в общем, все то, что можно найти на свалке. «Планетарный-8» приземлился посреди гигантской помойки!

Взлетев в капсуле, Глетчер смог оценить ее размеры. Они были поистине циклопическими. Небо практически освободилось от облачности, видимость была прекрасная. Барри тянул капсулу вверх, пока не заметил ломаную линию, похожую на границу. От лежащего внизу корабля до нее было не более 40–50 километров. Дальше, насколько Барри смог рассмотреть, местность превращалась в тусклую желтую равнину. Кое-где проглядывали чахлые кусты. Глетчер почему-то был уверен, что люди должны быть именно там. Внизу, на кучах мусора, беспомощно лежал его покалеченный корабль. Нет, бросить его здесь было невозможно.

Астронавт приступил к восстановительным работам. Несколько дней он был занят только тем, что пытался поднять челнок, установить его так, чтобы он был готов к старту. Тягостный пейзаж давил и заставлял работать, что было сил. Первой победой стал удачный вывод из ангара «Планетарного» Черепахи – тяжелого разведывательного вездехода. С ее помощью Барри принялся расчищать площадку, но через полчаса бросил это занятие. Замеры показали, что слой мусора составлял несколько сот метров! Пришлось лазером «выпекать» для «Планетарного» твердую и надежную стоянку. На это ушел весь оставшийся день. Ночевал астронавт прямо в Черепахе: выходить в эту жуть было противно, и проходить лишний раз процедуру стерилизации не хотелось.

Едва рассвело, Глетчер приступил к следующей задаче – надо было поднять корабль. На первый взгляд, она казалась неразрешимой: сдвинуть многотонную махину «Планетарного» было не под силу даже Черепахе. Не один круг намотал Барри вокруг лежащего челнока, прежде чем в голову пришла стоящая идея. По замыслу очень простая, она требовала точного расчета и тщательного исполнения. Действовать надо было наверняка: попытка могла быть только одна. Предстояло так подкопать мусор, чтобы корабль сам, под собственной тяжестью, осел на подготовленную площадку и встал при этом на опоры. В расчетах пришлось учитывать множество различных параметров: точный вес, коэффициент скольжения, влажность, скорость ветра, форму внешних обводов челнока. Вновь и вновь проигрывая с бортовым компьютером расчетную операцию, Барри все время ловил себя на мысли, что он на чужой неисследованной планете. И это на родной Ирии!

Только через неделю все было готово. Барри нажал спуск, гулко грохнул взрыв. Корабль вздрогнул, покачнулся, потом, скрипя и охая, опустился на опоры. Теперь он высился стремительным обелиском, застывшей каплей движения. Правда, нижняя часть с опорами практически вся была в круглой шахте с оплавленными дном и стенками. Но это еще больше подчеркивало космическую принадлежность «Планетарного»: вот-вот он рванется из шахты навстречу небу. Глетчер несколько раз обошел челнок, проверяя свою работу. Совершенные формы корабля казались вызовом хаосу и запустению. Теперь, имея в своем распоряжении ремонтную базу и свободные подходы к поврежденной дюзе, Глетчер легко мог ее отремонтировать.

Весь следующий день Барри отсыпался и, проснувшись, почувствовал себя заново родившимся. «Все, – решил он, – завтра же вылетаю к людям». Остаток дня Глетчер тестировал все системы. Результатом остался доволен. Напоследок он на всякий случай подготовил Черепаху по первой категории: теперь по сигналу она сама найдет его. Вездеход в любом случае уже не мог вернуться на корабль, он опустился слишком глубоко. Глетчер дал задание корабельному компьютеру сообщить Тиссе о последних событиях и еще раз прошел по кораблю, зашел в рубку, сел в кресло. Как знать, скоро ли он вернется сюда?

Барри висел в капсуле километрах в трех над границей царства мусора. За спиной до горизонта – Свалка, впереди, тоже до горизонта, – однообразная степь. Он долго и безрезультатно водил биноклем, прежде чем заметил вдалеке нечто похожее на населенный пункт. Не теряя ни секунды, Глетчер бросил капсулу к замеченным строениям. Он всегда любил скорость, а теперь, после стольких лет затворничества, небо пьянило его, и он выжимал из летательного аппарата все, на что тот был способен. Степь стремительно неслась навстречу. Чтобы усилить ощущение полета, Барри снизился до 200 метров и теперь различал ветки редких кустов, мелькавших внизу. Разве можно было сравнить эти просторы с Вселенной?! Конечно, нет! Пусть в численном сравнении они несоизмеримы, но для астронавта космос ограничивается тесным пространством звездолета. Размеры космоса оценивал мозг, а не сердце. А здесь, на планете, скорость захватывала дух. Барри захлебывался от восторга, наслаждался тем, что видел. Ему казалось, что сейчас он смог бы парить в воздухе и сам, без капсулы. Хотелось петь.