Александр Соловьёв - Хомотрофы

Серые каменные стены сочатся потеками.

Запах разлагающейся плоти разносится сквозняками.

Слышится унылый монотонный звук низкой частоты – слившийся воедино стон тысяч мертвецов, чья смерть наступила в адских муках.

Я закричал, и в это время одна из дверей вдруг распахнулась. Из освещенного помещения выпорхнула девушка.

Это вернуло меня обратно. Сердце в груди бешено колотилось, а в горле пересохло, будто и не пил только что.

Я потер лоб рукой. Впервые со мной случилось такое наваждение. Это мрачные стены подействовали. До чего же тут уныло.

Стуча каблучками, девушка – эфемерное создание, настолько худенькая – направилась к одной из дверей напротив. В руках она держала открытый скоросшиватель с документами. Заметив меня, девушка остановилась, и на ее лице появилось странное выражение. Я еще не мог отойти от пережитого наваждения, но обратил внимание на то, как девушка болезненно бледна, точно белилами помазана. Только вокруг глаз темные круги.

Сам я тоже не в лучшем виде, да что там – в гораздо худшем. Но что в моем облике могло вызвать такое изумление, я не понимал. Хорошенькая в своем удивлении, приправленном легким испугом, девушка буквально остолбенела.

Я решил ее опередить.

– Здравствуйте. Мне нужен начальник отдела кадров.

Почему я это сказал? Бог весть, для чего такие сложности. Может, интуитивно почувствовал, что девушка вообще ничего не решает, и обращаться к ней бесполезно. Вот и произнес привычную для нее фразу, чтобы не хлопнулась в обморок – судя по виду, она была на грани этого. Хотя, что такого в просьбе позвонить. Я бы даже заплатил. Или, как водится, вручил жертвенный шоколад, если бы только мне подсказали, где его купить. Я расстегнул барсетку, вынул паспорт и обратил внимание, что всей наличности у меня триста рублей. Смутное подозрение, что кредитки здесь не в ходу, тут же пустило корни в моем сознании.

Девушка по-прежнему выглядела потрясенной.

Неужели все в этом проклятом Полиуретане такие заторможенные?

– А они не принимают… А кто вас привел? – в ее голосе слышался ужас.

«Теперь ясно – это военный завод, – промелькнула мысль. – Почему я раньше не догадался?»

– Никто меня сюда не приводил, – ответил я, стараясь быть приветливым. – Я сам пришел.

– Что вы здесь ищете? – тихо спросила она.

– Работу, – пошутил я. – Для чего же еще приходят к начальнику отдела кадров? – И я подбоченился. Ну, форменный мачо с разбитой мордой.

– Кто вам сказал, что для вас найдется работа? – Она говорила очень быстро, видимо, боясь, что ее застукают за этим разговором.

– Если есть завод, а при нем – отдел кадров, значит, должна быть какая-то работа. Я так понимаю. А что у вас за предприятие? Я хотел спросить, что здесь выпускают?

– Уходите! – строго сказала девушка.

– Кто там?! – раздалось из полуоткрытой двери.

Девушка съежилась.

– С кем ты разговариваешь, Эмма? – послышался тот же голос.

– Это посторонний! – собравшись, выговорила девушка. – Вызвать охрану, господин начальник?

За дверью зашелестело, как будто со стола убирали журналы. Затем раздался голос:

– Пускай зайдет.

Кабинет оказался просторным и светлым. На стенах, оклеенных белыми обоями, висели картины в темных рамках. За столом сидел маленький человечек и пил чай с бубликами.

– Здравствуйте, – сказал я, остановившись посреди кабинета и с вожделением поглядывая на допотопный телефонный аппарат.

– Здравствуйте, – равнодушно прошелестел начальник.

Он был полноватым, лысым и носил тонкие усики. В его маленьких глазках поблескивали неприятные огоньки. Я сделал усилие, чтобы не замечать их.

Поскольку он молчал, я представился:

– Лемешев Сергей Петрович.

Лысый отставил кружку, взял ручку и что-то записал.

Я взглянул на репродукции на стене. Теплое чувство всколыхнуло мне душу, как бывает при встрече со старым знакомым.

– Превосходная коллекция, – я указал на картины. – Если не ошибаюсь, Жоан Миро? Двадцатые годы.

Лысый поморщился.

– Не я их сюда цеплял… – он вновь взял кружку и шумно отпил. – Чего вы хотите, молодой человек?

– Я приезжий.

– Продолжайте.

Он разломал бублик, отщипнул кусочек и отправил в рот.

– Ищу работу, – ляпнул я. Не потому что был не в силах выйти из образа мачо в присутствии девушки-секретарши. Мне стало интересно – включилось профессиональное чутье. Все равно отпуск пошел прахом. – У меня два высших – юридическое и журналистика, – сказал я. – Но могу делать все.

– Ну и что дальше?

– Есть какие-нибудь вакансии?

– Кто вас пригласил в Полиуретан?

– Да никто. Я сам.

На лице лысого появилось выражение досады.

– Сами?! Вы что, бродячий?..

– Что вы имеете в виду? – опешил я.

– Беглец? Рветесь в провинцию. Страхи? Долги? Преступления?

– С чего вы взяли?

– Последний автобус пришел час назад. Где вы болтались все это время?

– Вообще-то я пешком сюда пришел.

Когда человек тебе не верит, это сразу видно. Я даже немного растерялся.

Здесь не принято ходить пешком?

– Кто-то вас все же пригласил, иначе как бы вы здесь оказались, – начальник отдела кадров не стал сверлить меня глазами, чего я боялся, а перевел взгляд на девушку. Та стояла у меня за спиной, прижимая скоросшиватель к груди.

– Подойдите, Эмма.

Девушка подошла, опустив плечи. В выражении лица ее была покорность.

– Видели надпись на входе? – спросил он устало.

– Да, господин начальник, видела. Сегодня приема нет.

Лысый сощурил глаза и, попивая чай, долго на нее смотрел. От этого взгляда у меня внутри разлилось чувство досады.

Я осмотрелся, куда бы сесть. Но других стульев, кроме того, на котором сидел начальник, в кабинете не оказалось.

– Если читали надпись, – он еще раз, не спеша, отпил, – то почему этот человек здесь?

– Простите, господин начальник.

Он остановил на ней долгий взгляд. Вдруг глаза его закатились, он вытянул шею, будто принюхиваясь, и по телу его прошла дрожь.

Девушка в это время стояла, тоже странно подрагивая. Ее колени немного согнулись, и выглядела она так, словно получила дозу наркотика.

После этого лысый молчал минуту или две, и только потом сказал:

– Вы провинились, и за это лишаетесь… обеда! – и опять захрустел бубликом.

Необходимо было как-то вмешаться. Я сделал шаг вперед.

– Эта девушка ни в чем не виновата. Говорю же вам: я ищу работу. И вошел я сюда самовольно.

На круглом лице лысого появилось скучающее выражение.

– Вы, я вижу, не очень понятливый молодой человек, – констатирующим тоном сказал он. – Сегодня я не могу вас принять. И разговариваю я не с вами, а со своей подчиненной.