Брайан Олдисс - Три вида одиночества

— А что теперь о нем говорят?

— Может, и ты станешь таким же известным, как он, если, конечно, постараешься. Ты ведь научился ловить макрель. — Беа рассмеялась, обнажив в улыбке свои красивые зубы и здоровые десны.

Артур поцеловал ее и попросил примерить кружевное белье, он с удовольствием полюбуется обновкой.

На двенадцатый день Рождества он решил взяться за краски и кисть. В качестве натуры Артура особенно заинтересовал один угол довольно тесной гостиной его нынешнего дома. Там находилась полка с несколькими книгами, прислоненными к массивной керамической вазе, старое кресло фиолетовой расцветки с лежащей на нем красной подушечкой и маленькое окно, выходившее на крошечный огородик возле дома, где выращивалась в основном капуста. Артур неторопливо приступил к рисованию. Прикосновение кисти к холсту казалось ему непривычным, он отвык от этого занятия. Беа молча, без каких-либо комментариев наблюдала за его работой.

Не оборачиваясь, он через плечо спросил ее, повторив свой прежний вопрос:

— Что надоумило тебя купить мне краски?

Она улыбнулась и ответила:

— Соседи считают, что это грешно, когда люди живут вместе и не вступают в брак. Поэтому я сделала из тебя художника. С художником все можно. Чего ожидать от людей искусства? Такое у нас не осуждают.

Артур встал и поцеловал ее в сочные алые губы. Когда он закончил работу, — Беа отнеслась к его творению скептически.

— Красиво. Но не совсем похоже на настоящие вещи.

— А зачем рисовать так, чтобы получалось точное сходство с настоящими вещами?

На следующий день он нарисовал тот же угол комнаты. Беа восприняла картину с прежней долей скептицизма.

Сканнерсман удивился. Он раз за разом рисовал все тот же угол гостиной, но так и не смог всецело угодить ей.

Когда он завершил свой сотый по счету холст, Беа нежно поцеловала его, предположив, что Артур отказался от дальнейших попыток нарисовать комнату так, как надо.

— Тебе никогда не удастся…

Но Артур Сканнерсман почувствовал, что начинает входить во вкус.

Война следовала за войной. Начато гражданской войны сопровождалось разрушительной жестокостью. Моя вторая родина лежала в руинах. Погибли многие сотни тысяч людей. Было разрушено огромное количество красивых зданий, с землей сровняли даже жалкие лачуги бедняков. Целые города превратились в обломки камня и груды щебня. Люди лишились крыши над головой. Жить приходилось под навесами из пленки, а воду кипятить на костре, сложенном из дров, вернее, кучек хвороста. Люди умирали во сне, и причиной смерти были стресс, болезни или ранения.

Я вернулся в эти края в составе подразделения миротворческих сил в качестве официального представителя Оксфэма. Молодость моя осталась в прошлом. Страна, которую я когда-то любил и где был влюблен в одну женщину, сильно состарилась. Да и с чего бы ей молодеть? С чего бы местным жителям помолодеть рассудком? С чего бы Северу и Югу снова не начать жить в прежней гармонии? Вражеские мины по-прежнему таились в земле в ожидании жертв — крестьян или случайных прохожих, — которым они при их неосторожном прикосновении оторвут ноги. Вражеские машины все еще катили по пустым улицам разрушенных городов. Эти механические монстры оставались все такими же неумолимыми в своем запрограммированном зле и были готовы поразить лазерными лучами все, что движется с любого направления, будь то север или юг. Я предложил руководству свои услуги по их поиску и демонтажу.

Одним прекрасным октябрьским днем, в выходные, мне довелось принять участие в мультиэтнической мирной конференции, проходившей в бывшей столице. Превосходный международный отель, совершенно новый, был построен в районе города, практически не пострадавшем в ходе военных действий. В нем удалось создать нечто такое, что мы называем «нормальностью» в нашем, западном понимании нормы. Наше понимание включает в себя ванну, душ, пищу, вкушать которую мы садимся за стол. Пищу, за которую мы расплачиваемся пластиковыми кредитными карточками.

В первый же мой вечер в отеле я увидел в баре женщину, которая когда-то училась вместе со мной в университете. Позднее мы встретились с ней в столице одного иностранного государства. Это случилось еще до того, как раскол в моей стране вылился в гражданскую войну.

Женщину звали Сушла Клейн. В баре она находилась в обществе какого-то коренастого мужчины с бритой головой.

Я почувствовал, что сердце мое готово вырваться из груди, и замер на месте. Сушла сидела за столом, глядя на своего спутника. Тот стоял спиной ко мне, широко расправив мощные плечи. Стену позади них украшало панорамное изображение стоящих и летящих аистов на черном фоне. Мне в голову пришла мысль о том, как сильно все изменилось — не только обстоятельства, присущие некогда процветающей стране, не только мои личные жизненные обстоятельства, но также, вне всякого сомнения, и обстоятельства Сушлы. Какой бы суровой ни оказалась моя жизнь после того, как мы расстались, ее жизнь была по меньшей мере такой же суровой, жизнь женщины, которой самой судьбой была уготована размеренная спокойная жизнь ученого. Нечто неуловимое в облике спутника Сушлы подсказало мне, что особых вариантов выбора в ее судьбе не было.

Я так и стоял, не зная, что же делать — уйти или остаться. Одновременно и радость, и боль охватили меня при встрече со старой любовью.

Коренастый спутник Сушлы сел, по-прежнему оставаясь спиной ко мне. Когда она поднимала на него глаза, я видел ее лицо анфас и в меньшей степени в профиль.

Я отметил про себя, что Сушла заметно постарела, как, впрочем, и я. Она была родом с Юга, тогда как я с Севера. Тем не менее мы получали огромное удовольствие от нашего любовного романа. То есть мы предавались любви до тех пор, пока необходимость держать нашу связь в тайне не разлучила нас. Это был странный, запутанный клубок страха, триумфа, восхищения и голой, животной похоти. Мы оба были горды тем, что каждый из нас выбрал себе возлюбленного из числа представителей враждебной расы. Но тогда был мир, своего рода мир, и надежда на будущее, своего рода надежда. Когда наши взгляды встретились, на меня волной нахлынули воспоминания о тех днях. Сушла извинилась перед своим спутником и с радостным видом направилась ко мне. Бритоголовый незнакомец пристально наблюдал за нами.

— Сушла, прошло столько лет…

— Разве это не вчера было?

Мы сели за столик в углу и стали медленно пить пиво. Мы вели себя совсем как чужие люди и с трудом подыскивали нужные слова.

— Хотя мы встретились совершенно случайно, — сказала Сушла, — как оказалось, я лучше подготовлена к встрече с тобой.