Анри Труайя - Филантроп

— Не обижайтесь, благодетель! Это же было во сне! Ерунда!

Но на ночь все снова потребовали роль филантропа с замком, парком и остальными привычными атрибутами.

Проходили дни, а слуги упорно отказывались менять сновидение. «Утешители» раз и навсегда были настроены на формулу 724. Каждую ночь Ахилл Дюпон-Марианн лишался своего движимого и недвижимого имущества в пользу пятисот обиженных судьбой. Каждую ночь посторонние завладевали его бумажником и тапочками, залезали в его постель, купались в его купальне и харкали на его бесценные ковры. Такая методичная узурпация в конце концов вывела филантропа из себя. Не то чтобы он кичился своим положением. Но ему казалось несправедливым, что он должен уступать свою роль — пусть всего на несколько часов, пусть лишь в мыслях — двойникам-ничтожествам, а сам заменять их на хозяйственных работах. Эти пройдохи же, напротив, набирались по ночам достоинства. И когда вновь вставало солнце, в их душах сохранялось какое-то невозмутимое высокомерие. Они исполняли свои профессиональные обязанности с небрежностью знатных особ. Забывали приветствовать своего благодетеля песнями радости. Можно было подумать, что настоящая их жизнь протекает во сне, а день для них — лишь бессвязные и пустые грезы. Они филантропы, им же снится, что они дворники или горничные. Они владеют замком, музыкальными флюгерами, потайными лесенками, шелковыми простынями, и только в каком-то кошмарном сне им приходится ежедневно заниматься низменными хозяйственными делами. Ахилл Дюпон-Марианн чувствовал себя трагически безоружным перед этими лунатиками. Как заставить их, дураков, понять, что они обманываются, что это он — богатый, он — сильный, он — добрый филантроп, как и раньше, и что их счастье иллюзорно? Вот уже Бравур обращался к нему запанибрата. Более того, случалось, что слуги путали сон и явь и, заметив в конце аллеи Ахилла Дюпон-Марианна, произносили:

— Ах вот вы где! А я вас искал!..

Один ассенизатор даже обратился к нему со следующими словами:

— Скажите-ка, любезный, не пора ли вам заняться чисткой прудов…— Правда, он тут же спохватился: — Ой, извините, благодетель!

Но подобное обращение больно задело Ахилла Дюпон-Марианна.

По истечении месяца положение стало невыносимым. Обслуга замка старалась улучить свободную минутку, чтобы чуть-чуть вздремнуть, включив «пропеллерный утешитель». Средь бела дня слуги бросали работу и мчались домой, чтобы насладиться несколькими мгновениями иллюзии. Некоторые даже принимали снотворное. А работа, конечно, страдала. И Ахилл Дюпон-Марианн, видя эту армию распустившихся слуг, проклинал Миоша. Ведь людям, столь явно оторвавшимся от земной действительности, его благотворительность была ни к чему. Он уже ничего не мог предпринять для облегчения их участи — они жили снами. Единственным распределителем благ для них стал прибор с пропеллером. И именно этой дьявольской машине они теперь дарили всю свою признательность. А он, Ахилл Дюпон-Марианн, оставался не у дел со своей отвергнутой добротой и ненужными деньгами. Он решил бороться с этим безобразием. И для начала ему открылась истина: филантроп среди счастливых все равно что врач среди здоровых. Если нет мало-мальской нищеты и хоть каких-нибудь несчастий, у благодетеля нет повода проявить свои таланты. Так что надо развеять восторги этих мечтателей, создать им какие-нибудь заботы, чтобы затем можно было их утешить.

В один прекрасный день, не посоветовавшись с Миошем, он отдал приказ развесить в поселке объявления, в которых крупными буквами было написано, что отныне рабочий день удлиняется, оплата труда уменьшается, и все работники обязаны два раза в неделю посещать курсы прикладной зоопатии. Реакция не замедлила сказаться. Ахилл Дюпон-Марианн сидел в библиотеке и покуривал сигару, когда туда вошел изобретатель Миош, бледный, в изорванной в клочья одежде и с разбитой щекой.

— Что вы наделали, несчастный? — вскричал Миош.— Что это за объявления?

— Мне захотелось воссоздать атмосферу, благоприятную для проведения моих благотворительных акций,— спокойно отвечал Ахилл Дюпон-Марианн.

— О да,— ухмыльнулся Миош и с силой откусил кусок ногтя,— атмосфера чудная! Бунт!

— Что?

— Бунт, мой милый! Я бы даже сказал — революция! И он увлек филантропа к окну. В распахнутое окно Ахилл Дюпон-Марианн увидел толпу слуг, стройными рядами двигавшихся к замку. Они размахивали над головой плакатами с грозными надписями: «Ахилл, верни наши денежки!», «Ахилл, верни наши привилегии!» И даже, Бог знает почему: «Ахилл, go home!». Неподалеку от подъезда они остановились. Возглавлял их Бравур. Ахилл Дюпон-Марианн был взбешен и напуган до потери сознания.

— Что вам надо? — выдавил он из себя.

— Нам надоело быть филантропами только во сне! — ответил Бравур.— Выходит, нам достается только по восемь-десять часов счастья в день. Это несправедливо!

— Но ведь пока не появились «утешители», у вас и этих восьми-десяти часов не было,— сказал филантроп. — И вы не жаловались!

— Мы не знали, чего мы лишены,— выкрикнула какая-то женщина.— А теперь знаем. Все или ничего. Как это вам пришло в голову дразнить людей, дать им деньги, замок, красивую одежду на несколько часов, а потом: «Берись-ка снова за метлу, за грязную посуду!» Я хочу предаваться филантропии днем и ночью!

— И мы! И мы!

Ахилл Дюпон-Марианн начал терять терпение. Он взревел:

— Толпа идиотов! Чтобы вам предаваться филантропии днем и ночью, мне нужно подать в отставку, уйти…

— Ну и уходите! – отрезал Бравур.

И даже если я уйду,— продолжал Ахилл Дюпон-Марианн,— мое состояние, поделенное на пятьсот душ, не позволит быть филантропом каждому из вас! Филантропия стоит дорого!..

— Разберемся!

— А замок? Он у меня один. А вам-то потребуется пятьсот!

— Как-нибудь устроимся! Все это отговорки… Толпа гудела, не сходя с места, мелькала багровыми

лицами, размахивала плакатами и кулаками. Ахилл Дюпон-Марианн повернулся к Миошу.

— А вы говорили, что ваш прибор освободит мир от новых революций! О, будь проклят тот день, когда я приютил вас у себя. Прежде мы жили радостно: они — в труде, я — в филантропии. Теперь их сердца поглотили зависть и лень. А я сам чувствую себя ни на что не годным. Я сомневаюсь. Сомневаюсь!..

Брошенный издалека камень разбил окно библиотеки. Филантропу, ошеломленному неблагодарностью и жестокостью своих подопечных, казалось, что жизнь его в заботах об этих людях прожита напрасно.

— Они нас убьют,— пробормотал позеленевший Миош, стуча зубами.

— Так вам и надо,— ответил Ахилл Дюпон-Марианн. Потом он вернулся к окну и крикнул в волнующуюся толпу: