Борис Терехов - Крысолов

По телевизору шла передача с общегородского конкурса красоты «Мисс Совершенство». Несколько размалеванных девиц поочередно мелькали на экране, в желании перещеголять друг дружку в показе едва прикрытого лоскутами ткани достоинств собственного тела. Были они, на мой взгляд, на удивление похожи. С одинаковыми лицами, фигурами, с одинаковым оскалом великолепных зубов. Все короткорукие и низкими бедрами. С походкой, слегка наклоненной вперед и застывшей на губах вымученной улыбкой.

«Неужели этих девиц еще специально отбирают? — подумал я. Интересно, на чей вкус такая красота и такое совершенство?»

— Папа, купи мне вот тот купальник, — попросила Лика, заворожено смотря на экранное зрелище.

— Непременно, — пообещал я. — Жалко только, что негде только в нем купаться.

— Мне не чтобы купаться. Мне чтобы так ходить.

— Хэнк, как ты считаешь, кто победит? — спросила Зина.

— Мне безразлично. По-моему, они все на одно лицо, — заметил я. — Кстати, что ты говорила про комиссию?

— Да, вот комиссия ходит по домам и отбирает для музея или библиотеки — я точно не поняла — старые семейные фотографии, видеофильмы, письма, ну и все такое прочее. Об этом еще говорили по телевизору. Ты разве сам не слышал?

— Нет, не слышал.

Я не стал дожидаться результатов конкурса и пошел в другой конец нашего дома — в парник. Пышные ярко-зеленые растения встретили меня едва уловимым шорохом. Неподвижный терпкий воздух парника был круто замешан запахами жизненного круговорота: роста и цветения, гибели и гниения. Прогулял вдоль тесных рядов между горшками и ящиками с землей, постоял возле двух любимых апельсиновых деревьев с неспелыми плодами, которые вырастил из косточек, сорвал с них пожелтевшие листья.

— Выиграла девушка под номером девять. Помнишь? Рыженькая такая. Ничего особенного, кстати. Приз — кондиционер, — сообщила Зина, появившаяся в парнике, и принялась вместе со мной перебирать огуречную рассаду.

— Я рад за нее. Кондиционер попал в надежные руки.

— Детей я положила спать.

— Правильно, — кивнул я. — Эх, иметь бы нам парник немного больше. Тогда бы я мог не работать — не лазить повсюду за крысами. Целый бы день возился с растениями.

— Да, неплохо бы, Хэнк. Мне самой хочется. Но на расширение парника нужна уйма денег. Где нам их раздобыть?

— Верно, негде.

— Да и посудомоечную машину было бы неплохо приобрести. Трудно без нее. У нас столько воды напрасно теряется, — вздохнула Зина. — Ой, я тебе про комиссию не успела всего рассказать. Сегодня приходило двое из нее, мужчина и женщина, вежливые люди, деликатные. Посмотрели твои старые фотографии и видеофильмы, и говорят, что они готовы за них хорошо заплатить. Потому как это ценные экспонаты для музея. Сейчас мало у кого подобное сохранилось. Но вещи-то твои, и без тебя, отвечаю, я ничего не могу решить.

— Разумеется, это же память. На фотографиях все мои родственники, — сказал я.

— Я тоже подумала, что они дороги тебе как память, дело не в деньгах. Память деньгами не измерить.

— Ну, а, сколько они, по-твоему, могли бы дать?

— Сколько заплатят, спрашиваешь? Не знаю, они еще должны свериться с прейскурантом.

В парник, крича, прибежала заплаканная Лика.

— Меня укусил Мак. Вот! — содрогаясь всем телом, произнесла она. Показала красное пятно на своем остром плечике и уткнулась лицом в колени матери.

— Сильно-то как! — воскликнула Зина, разглядывая ее ранку. — Но ты не плачь, сейчас все пройдет. Ведь уже не больно, да? Хэнк, успокой ее, а я сходу в детскую и наведу у них порядок.

Я опустился на корточки около Лики и вытер тыльной стороной ладони слезы с ее щек.

— Не нужно плакать, ты уже большая девочка и скоро будешь совсем взрослой. От тебя и твоих братьев мы с мамой ждем помощи, а вы все шалите и ссоритесь между собой, — говорил я, поправляя на ней чересчур великоватую, не по возрасту ночную пижаму. — Расскажи, что у вас случилось?

— Мак отнимал у меня мою куклу — она спала, и я не давала ее будить, а он меня больно укусил.

— Но посмотри, ничего не осталось, все прошло. Мак попросит у тебя прощение, и вы с ним помиритесь. Он невредный мальчик, как и Жак, они только озорные и непоседливые.

— Я его тоже больно укушу.

— Кусаться нельзя, Лика, кусаются нехорошие девочки, — нравоучительно изрек я и нежно потрепал дочь по плечу. — Если вы будите себя примерно вести и не огорчать нас с мамой, то мы повезем вас в Подземные сады.

— Что это? — спросила она, позабыв про свою обиду.

— В Подземных садах очень красиво, там растут большие деверья, они намного выше нашего дома, а кругом лужайки с разными цветами и много-много света.

— Подземные сады — это сказка? — загорелись глаза Лики. — Ты там был?

— Давно. Они, по-моему, в соседнем городе. Я ездил туда с моими родителями, твоими дедушкой и бабушкой. Там даже есть настоящее озеро с чистой водой, и по нему плавают белоснежные птицы, — сказал я и задумался: в действительности ли существовали Подземные сады? Или это лишь сказка из моего детства? Нет, наверное, все-таки что-то есть, но, скорее всего это обыкновенный просторный парник под землей.

Было ясно, что Лаэрт долго томился в ожидании меня на перекрестке 42 и 43 улицы. Непредвиденно много времени я потратил в нашей конторе на просмотр новых заявок. Потом определял, на какой участок лучше послать Венку с практикантом Егором. Однако Лаэрт особенно не переживал по поводу вынужденного безделья. С возможным комфортом он устроился в кабине автофургона, грыз черствые сухари и слушал музыку из радиоприемника.

— Хэнк, ну, я тебя заждался, — сказал он, выбираясь мне навстречу из автофургона, когда я припарковал рядом с ним свою машину.

— Да в конторе было много бумажной работы. Опять же, следовало решить, куда отправить Венку с практикантом. Не со всяким заданием они справятся.

— А что Курт так и не появился?

— Нет, не появился.

— Жаль. Значит, нам по-прежнему придется работать и за него, — огорченно произнес Лаэрт и протянул мне конвертик. — Твоя доля за неделю. На комбинате мне дали сухарей, я взял и на тебя.

Я кивнул, глубоко под куртку запрятал конверт с деньгами, затем медленно обогнул мою маленькую горбатую машину.

— Что барахлит? Не фурычет? — поинтересовался Лаэрт, следуя за мной по пятам.

— Не понимаю я. Все вроде бы нормально, а едет с грехом пополам. Чего-то в ней разладилось.

Он затолкал в рот остаток сухаря и с видом знатока собрался пуститься в рассуждения на тему автомобильных неполадок, но нам пора было приниматься за работу.