Лиз Дженсен - Дитя Ковчега

Безграничная надежда – и блестящая трасса впереди. Моя машина мчалась на север к Тандер-Спиту, и голова кружилась от восторга – ибо мое будущее принадлежало мне.

Ани сказали, эта НЕВЛЗМОШНА, – писала капающим павлиньим пером Мороженая Женщина годы спустя. – Ноя ДАКАЗАНА, што ВАЗМОШНА, хоть и не НАМЕРИВАЛАСЬ ничево даказывать, ведь в НАУКАХ я не сельна, и в то ВРЕМЕ дажэ не слыхала о воззрениях мистэра Дарвинна.

Тончайший пергамент, на котором она усердно записывала сбивчивые показания (кровью? грязью? отвратительной смесью того и другого?), от времени рассохся и потрескался, а сам текст расплылся от соплей и слез пастора Фелпса, немалому количеству коих суждено было пролиться в Лечебнице, прежде чем растаять в приступе безумного смеха истинной радости.

Я лишь ПАНЯЛА адно, – писала она, – мне черизвычайна НЕ ВИЗЁТ в ЛЮБОВИ.

И уж с этим не поспоришь.

Наверное, в наше время, когда вымысел настолько обыден, необходимо уточнить, что история моей жизни, о коей я здесь повествую, изложена скрупулезно и полностью соответствует как истине, так и фактам. Сказав это, я начну, с вашего позволения?

Сперва представьте Тандер-Спит: полуостров в форме селедки – хвост приклеен к материку, голова тянется в море. Богобоязненный, волнами исхлестанный край, голое обиталище суровых ветров и съежившихся корявых деревьев и кустарника, вцепившихся в почву, подобно дьявольским прилипалам. Проследуйте по мысу, вдоль линии селедочьего хребта, и найдите ее спинной плавник – взморье с серым выцветшим песком и серыми выцветшими скалами. Бросьте взгляд назад на рыбье брюхо, за ровное мерцание реки Флид, и увидите серые черепичные крыши городка – сеть из чешуи. Дальше на запад – и перед вами церковь Святого Николаса, со шпилем – черепом селедки. Запах соли, тимьяна, камня, водорослей и гниющей рыбы. Морские брызги плещут и хлещут на тебя с юга и севера. Здесь каждый год наводнения, когда прилив поднимается слишком высоко.

Тандер-Спит; здесь мой дом, дом, который я до сих пор ношу и сердце, словно лишний неустанно бьющийся желудочек. Тандер-Спит; деревушка, известная ежегодными состязаниями Вытащи чертополох голыми руками», для коих на отшибе засеивали особое поле; деревушка, где мужчин с детства приучали искать трудности и закаляться на. них, дабы сохранить суровый груботканый характер праотцев. Мой приемный отец, круглолицый темпераментный мужчина, придерживался данного подхода в вечно мне повторял: «Балуй себя, Тобиас, и ты ускользнешь от Господа». По пятницам отец набивал свои ботинки твердыми шариками: он верил, что покаяние необходимо, грешил ты или пот. А моя приемная матушка, которая мучилась натоптышами и любила время от времени побаловать себя и ускользнуть от Господа – например, в туфли с чесаным хлопком, – сжимала в суровую линию губы и молчала. Такая уж она была.

Тандер-Спит – дом серебристых чаек, моевок, буревестников, кайр, овец Лорда Главного Судьи, хильдаморских коров, знаменитых тандерспитстких черепаховых кошек, разнообразных собак и трех сотен двадцати трех жителей, людей божьих. Скоро их станет три сотни двадцать четыре.

Вот как начинается эта история – я слышал ее не раз. Белое сияние, поросенок, доктор, заражение, подарок с Небес и прочая чепуха. Все меняется с появлением пуповины, но об этом позже. Сначала – радостная часть: мое знаменитое появление в год 1845-й Господа нашего, как поведал мне богобоязненный муж, коему суждено было, к счастью или к горести и неожиданно для себя, стать моим отцом.

Пастор Фелпс прекрасно осознавал, порой и с превеликой скорбью, что чудеса нечасто случаются в Нортумберленде, а еще реже в Тандер-Спите. Полумистические вкрапления – гадание на чайных листьях и цыплячьем помете, обвинения в колдовстве Джоан, полоумной кузины миссис Ферт, падения морали в виде всевозможных внебрачных связей, телята с двумя головами – да. Но чудеса – никогда, если отец был честен с собой. (А когда он таким не был?) Самым увлекательным событием месяца стал Бродячий Цирк Ужаса и Восторга, который отбыл вчера из Джадлоу, оставив позади привычную глупую и горячую мешанину тоски и желаний. Пастор Фелпс все это порицал, как и каждый год, и даже более яро, когда услышал, что на сей раз среди экспонатов – Африканский Кабан-Людоед, Десятифутовая Женщина и латыш-гермафродит с веером страусовых перьев, торчащих из обнаженного ануса. Цирк, с его лошадьми с пестрыми гривами, Механической Многоножкой и головокружительной бравадой, всегда оставлял жителей деревушки с вытаращенными глазами и мозгами набекрень. В прошлом году парень из Джадлоу, опьяненный экзотическим декадансом, уплыл на китайском ялике и теперь живет среди язычников на берегах Сянцзян, занимаясь тай-чи[3] и плетением декоративных корзин. Цирк всегда будил в молодых жажду сбросить грубое рубище, пощеголять в шелке и тафте, вырваться и посмотреть мир. Пусть даже Пастор Фелпс неустанно твердил им, надрываясь до хрипоты со своей простой и незатейливой деревянной кафедры, что все Царство Господа – передними, здесь, под широким плоским открытым небом, окном Господним, рядом с соленым океаном, Его пролитыми слезами – водами, жестокими и гневными и одновременно прекрасными и полными блистательной сардины, рыбы Господней. Дабы узреть чудеса, не нужно даже переступать порога! Они и так здесь, рядом с нами, в творениях Божьих!

Ш-ш-ш, ш-ш-ш, вторило хмурое Северное море, пока Пас-Юр приправлял огнем и серой свою проповедь рыболовам.

«Да, правда?» – думали парни, чьи ладони гноились от чертополоха и чистки раколовок с омарами. «Неужели?» – размышляли девушки, вытирая окровавленные руки о грубые передники после нелегкого рабочего утра, когда они потрошили рыбу, напевая охрипшими глухими голосами размеренные баллады о труде, что передавались от матери к дочери, вроде Эй-а-Минни», «Бобби Шафто»[4] или «Плач краба». Жизнь их была тяжела и неблагодарна. Неудивительно, что их манили ярмарки и цирки. Кто в здравом уме откажется от глазированного яблока?

А через день после отъезда из Джадлоу Бродячего Цирка Ужаса и Восторга я появился в церкви.

– И это неспроста, – шептались в деревне.

Святой Николас – покровитель рыбаков, то есть большинства тандерспитцев. Оводдсы с их морской походкой враскачку, косоглазые Туппи, молчаливые Пух-Торфы, приземленные Ядры, вечно недовольные Гавсы, Вотакены с их любовью преувеличивать размер каждой рыбы, упрямые Биттсы – все они поколениями закидывали сети и ставили раколовки на омаров, и гордятся этим. Церковь, носящая имя святого, возведена из морского кремня, а крыша ее покрыта черной черепицей. Церковь неизменно смотрится темным силуэтом, даже при ярком солнце, когда черепица превращается в зеркальное покрывало, под коим притаился дом Господен. Внутри, меж толстых каменных стен, по обыкновению, царит мрак, но сегодня все правила нарушены. В это особенное, исключительное утро, пастор Фелпс входит в свою заветную обитель и внезапно замечает облако искрящегося света, сверкающий шар, непривычное и грозное сияние, которое, кружась, движется к нему – так быстро, что у Пастора того и гляди случится приступ. Фелпс знает – такими недобрыми способами великий подстрекатель и сокрушитель Господь порой любит явить нам Себя.