Василий Гавриленко - Бразилия

                Ах, как я тебя люблю горячо

                Годы это не сотрут, не сотрут

                Мы оставшихся друзей соберём

                Мы набьём картошкой старый рюкзак

                Люди спросят, что за шум, что за гам?

                Мы ответим: ничего, просто так.

                Я нес свою мать в рюкзаке: порубленную на куски, упакованную в целлофановые пакеты. У кордона на Баррикадной мне пришлось застрелить караульщика, и это был первый человек, которого я убил.

                Просто так идут дожди по земле

                И потеряны от счастья ключи

                Это всё понятно мне, понятно мне

                Но мы об этом помолчим, помолчим

                Просто прожитое прожито зря,

                Но не в этом, понимаешь ли, соль

                Слышишь, капают дожди октября,

                Видишь, старый дом стоит средь лесов.

                Когда я вышел из метро, то увидел голубое небо. Оно было высоким и чистым, как моя мать. Как моя дорогая мама. Сжечь тело на костре оказалось тяжелой задачей, но я с ней  справился. Пепел свой матери я развеял над городом, в котором она когда-то родилась…

                 -Друзья, спать, - приказал кто-то.

                Я улегся на подстилку, ощущая неподалеку тепло чьего-то тела, закрыл глаза и сразу уснул.

                Кошмарные сновидения давно стали частью моей жизни. Во снах меня преследовали муты, я тонул в ядовитой жидкости, падал с высоты, вновь и вновь хоронил свою мать. Но ночью в палатке мне не приснилось ничего.

                -Подъем!

                Я сел, ошарашено озираясь. Лыжники протирали глаза, негромко переговаривались друг с другом.

                -Скорее завтракаем, - нервным голосом обратился ко всем парень с бородкой, тот, что  накануне вырвал у меня веревку.

                -Да, Игорь, надо торопиться, - поддержал его усатый мужчина, судя по внешности, самый старший в этой странной компании.

                -Холатчахль ждет, – засмеялась Людка, доставая из мешка корейку.

                Позавтракали молча, наскоро. Никто уже не шутил, не требовал песен.

                Снаружи мело, красное солнце висело над склоном горы, перекрашивая в багровый цвет покрытые снегом верхушки елей.

                Лыжники разобрали палатку. Я делал вид, что помогаю, стараясь держаться поближе к Людке.

                -Живее, - торопил Игорь. – Нам еще лабаз нужен!

                «Что такое лабаз?» - подумал я, помогая Людке сматывать кусок ткани.

                -Колька, Жорка, Сашка и Рустем, наломайте лапника! Юрка, Зинка, Людка – живо копать яму!

                Я заметил, что Игорь старается не смотреть на самого старшего члена группы и не отдает ему приказов.

                -Держи, - Людка сунула мне в руку небольшую лопатку.

                Я принялся копать снег, не понимая, зачем это нужно.

                -Н-да, лабаз в снегу, - сказал усатый, закуривая. В его голосе я уловил скептические нотки.

                -Времени нет, - неприязненно откликнулся Игорь. – Было бы время, сделали б лабаз по всем правилам – на дереве.

                Усатый хмыкнул, но ничего не сказал.

                Парни принесли еловых веток.

                -Как там яма?

                -Юрка, ну что ты возишься?

                Игорь отобрал у меня лопату и принялся расшвыривать снег.

                -Давайте вещи!

                Лыжники принялись передавать Игорю различные предметы, которые тот складывал на дне ямы. Какие-то мешочки, даже ящик. Отправилась в яму и Зинкина гитара.

                Наконец, Игорь закончил  и легко выскочил из ямы.

                -Накрывайте.

                Небольшой склад исчез под слоем еловых веток.

                -Ну, братцы, по коням, - сказал Игорь и направился к торчащим в снегу лыжам.

                Ветер завывал в макушках елей. Я с трудом переставлял ноги, рюкзак давил так, словно половина вещей из него не перекочевала в оставшийся внизу лабаз.

                Поросший еловой щетиной склон горы снизу не казался таким крутым. Здесь же каждый шаг давался с трудом.

                Когда мы приблизились к вжатому промеж двух хребтов перевалу, солнце скрылось за склоном горы. Стало темно. Я едва различал бредущего впереди лыжника.

                На перевале ветер усилился, и он нес с собой снег – мириады острых иголок.

                Кровь стучала в голове, по спине струился пот. Я шагал, не веря, что этот перевал когда-нибудь кончится. Главное не потерять из виду спину лыжника… Не потерять спину. Если отстану - погиб.

                Вдруг цепочка прекратила подъем.

                Человек, идущий впереди меня, обернулся и крикнул изо всех сил:

                -Юрка, привал!

                Мои товарищи, превратившиеся в смутные тени, перечерченные метелью, возились с палаткой, я, как обычно, делал вид, что помогаю.

                В небе завывало, словно кто-то поднял ввысь миллион младенцев, вырванных из объятий матерей. Пока мы шли по перевалу, было жарко, а теперь у меня зуб на зуб не попадал от лютого холода.

                Наконец, палатка была готова, и мы смогли спрятаться от непогоды за ее тряпичными стенами.

                В темноте загорелась свеча, высветив лицо Игоря. Он поднял свечу повыше, очевидно, рассматривая нас.

                -Все на месте, - улыбнулся. – Ну, давайте поедим, да спать. Утро вечера мудренее.

                -Как бы под лавину не угодить, - тревожно проговорил усатый лыжник.

                -Александр Алексеевич, не угодим, - сказала Зина, - Правда, Игорь?

                -Правда, - буркнул парень. – Какая лавина может быть на перевале? Глупости.

                -Ну да, глупости, - деревянным голосом отозвался Александр Алексеевич. – Снега намело по уши, да плюс ветер. Вполне может козырек сорвать да вниз протащить. Мокрого места не останется.

                -Так, – в голосе Игоря послышалась сталь. – Ужинаем – и спать.

                Корейку ели молча. Людка протянула мне баночку с чем-то беловатым. Я попробовал. Попробовав, опрокинул баночку и двумя глотками опорожнил ее.

                -Юрка! – Людка засмеялась. – Я же тебе дала на хлеб намазать, а ты всю сгущенку выпил.

                -Спать, ребята, спать! – торопил Игорь.