Джон Бересфорд - Только женщины

- Ну ладно. Будет! - воскликнула Эйлин, вскакивая на ноги. - Пока-то мы, ведь, счастливы, как ты сам говоришь, и наша задача ясна. Завтра же едем обратно в Марлоу, хотя мне страшно неприятно везти такие вести Эльзи.

Джаспер подошел и обнял ее. - Да, нам, во всяком случае, унывать не полагается. Это прежде всего.

- Я и не унываю, - весело воскликнула Эйлин. - У меня ведь ты! - и вот - море. Мы будем от времени до времени приезжать сюда, если дороги не очень испортятся.

- Да, если дороги не очень испортятся.

- А ведь терн и дикий шиповник уже тянутся через дорогу от изгороди к изгороди. Лес возвращается.

- Да, и лес и лесное зверье.

Он ближе привлек ее к себе, и так они долго стояли, вглядываясь в горизонт.

На юго-западе стерлась светлая полоска и теперь словно туман подползал к ним.

- Сейчас дождь пойдет, - заметил Трэйль.

Они спокойно переждали, пока косой дождь, хлеставший им в лицо, перестал, тени бури развеялись и горизонт снова очистился.

- Какое там странное облачко, - сказала Эйлин. - Что это? опять предвестие дождя.

Она указывала на маленькое пятнышко на самом краю горизонта.

- Действительно, странное. Совсем как будто дымок от парохода.

В течение нескольких секунд они напряженно присматривались.

- Оно разрастается, - взволнованно вскричала Эйлин. - Джаспер, что это?

- Не знаю; не могу сообразить. - Он отошел подальше и затенил глаза ладонью, чтобы их не слепил блеск теперь безоблачного неба. - Не могу сообразить, - машинально повторил он.

Пятнышко разрасталось, превращаясь в большое расплывчатое пятно с более темным центром.

- Принимая во внимание, что ветер дует в нашу сторону… - начал было Джаспер - и запнулся.

- Да, да - так что же? - с живостью переспросила Эйлин и, так как он не ответил, она схватила

его за руку и настойчиво повторила: - Джаспер, что такое? Что из того, что ветер дует в нашу сторону?

- Ну ей Богу же, так и есть! - шептал он, не слушая ее. - Ей богу, так. Ну да, я не ошибся.

- В чем? Да говори же! Я ничего не вижу, - умоляла Эйлин.

Но он все еще не отвечая, застыл на месте, как прикованный, не отводя глаз от горизонта.

Облачко постепенно расплывалось, светлело, и Эйлин уже различала на линии горизонта тоненькие зубчики, все придвигавшиеся и, видимо, связанные с черным пятнышком вдали.

- О, Джаспер! - воскликнула она, сама не понимая, почему у нее слезы на глазах, застилающие

поле зрения.

- Это пароход, - сказал, наконец, Джаспер, поворачиваясь к ней. - И идет он из Америки. Как ты думаешь, американские женщины способны…

Пароход теперь вычерчивался совершенно ясно - высокая палуба, две высоченных дымовых трубы, и три мачты. Он шел наискосок, милях в пятнадцати от них, вверх по Каналу.

Они почувствовали себя, точно потерпевшие крушение моряки на безлюдном острове, которые видят пароход, но так далеко, что зова их он не услышит.

- Джаспер, как ты думаешь, что это значит?

- Пароход американский, - ответил он, все так же тихо и глядя сквозь нее, как бы не видя ее, - Неужели - неужели же возможно, чтобы Америка уцелела? Неужели она по-прежнему ведет торговлю с Европой, и только нас обходит, из боязни заразы? Почем знать - может быть пароходы уже несколько месяцев плавают по Ламаншу? Откуда мы знаем, что это первый?

- Нет, это первый. Я чувствую. Скорей, скорей! едем сейчас же в Плимут, или в Соутгамптон. Я знаю, что он пристанет в Плимуте или в Соутгамптоне. На нем мужчины. Джаспер - мужчины! Женщины нe решились бы идти с такой быстротой. Ты посмотри, как он быстро бежит. О, скорей, скорей!

Молча сбежали они с утеса, вскочили на велосипеды и покатили - с такой быстротой, как будто проехать надо было всего каких-нибудь десять миль я от того, доедут ли они вовремя, зависела жизнь всех женщин Англии. И, хотя потом, волей-неволей пришлось убавить скорость, все же к закату солнца они были в Плимуте.

Но никаких следов парохода в Плимуте не было видно. Кругом высились только брошенные громады таких ненужных теперь броненосцев и истребителей, огромных, злобных, бесполезных.

- Не здесь, значит, едем дальше, - молвила Эйлин.

Джаспер пожал плечами. - До Соутгамптона больше ста миль, если не все сто пятьдесят.

- Но мы должны, мы должны! - настаивала Эйлин.

Это было очевидно и для Джаспера. Он стоял в задумчивости с озабоченным напряженным лицом, словно решая какую-нибудь техническую задачу. Эйлин уже видала его таким и не сомневалась, что он сумеет найти выход.

- Мотор! - вырвалось у него, наконец, отрывистыми, короткими фразами. - Если б найти парафину, бензину и свечи - или хоть какого-нибудь освещения. Машины вряд ли заржавели, но грязи налипло в винтах. Парафину надо для чистки. Бензином опасно, при искусственном освещении. Пожалуй, на моторе можно… Надо попробовать…

Эту ночь Джаспер не спал вовсе, но Эйлин, сидя возле него в мягко катившем моторе, скоро перестала видеть темную ленту дороги и черную реку изгородей. К полуночи выплыла на небо луна, в третьей четверти, и задремавшей Эйлин грезилось, будто они мчатся в открытое море на крылатом корабле, и навстречу им несется луна, но странно! - нисколько не увеличиваясь. Она вздрогнула, проснулась и, к удивлению своему, увидала, что на дворе белый день, и с моря надвигается косой дождик с туманом.

- Идет! - сказал Джаспер, указывая на что-то поблескивавшее вдали, под ними.

Оба разом привстали в моторе, вглядываясь в отдаленное пятно дыма, темнившее тонкий туман.

- Он идет в Соутгэмптон, - сказал Джаспер, делая отчаянные усилия над собой, чтобы остаться спокойным.

Вечером в этот день Эйлин и Джаспер обедали на борту «Напыщенного» (Bombastie), представлявшего собою последнее слово трансатлантического судостроительства. Это был тот самый пароход, который первый перед чумой увез с собой в Нью-Йорк беглецов из Англии. «Напыщенный» не оправдал своего имени: он без всякой помпы удрал из Соутгэмптона и больше чем с год не возвращался. И в поведении толпы тихих серьезных людей, собравшихся в его раззолоченном салоне, ничего напыщенного не было. С глубоким вниманием слушали они повесть двух запыленных и довольно-таки плохо одетых гостей, приехавших встретить их издалека, на велосипедах. Они пришли не как завоеватели, но как друзья.

- Но что же это, однако, - вдруг перебила себя Эйлин. - Мы все сами рассказываем, - а, ведь, мы хотим, знать про вас.

До тех пор странно спокойная, она вдруг заметила дефекты своего костюма. И сразу на нее нахлынули старые ассоциации мыслей. Всего каких-нибудь полтора года назад она сидела вот в таком же пароходном салоне, окружения толпой вздыхателей и поклонников, аристократка, дочь знатного рода. И для всех была недоступной, словно поставленной на пьедестал. Теперь же она никому не казалась недоступной; она была такая же, как окружавшие ее мужчины, не больше и не меньше. Она невольно взглянула на свои руки, с которых ей еще не удалось смыть черных масляных пятен.