Джаспер Ффорде - Полный вперед назад, или Оттенки серого

Это могло значить лишь одно.

— Пурпурный? — спросил я.

— Красный шестьдесят восемь, синий восемьдесят, — бросил он, и я послушно записал ранг на предплечье мужчины, в то время как отец набирал цветовую поправку на коррекционных очках.

Я не собирался идти по его стопам, но кое-что понимал в этом деле. Цветовые средства общего назначения, используемые в хроматикологии, действовали безотносительно цветового восприятия человека. Более тонкие оттенки для воздействия на головной мозг требовали стандартного зрения, и вот тут требовалась цветовая поправка.

— Он пурпурный? — обеспокоенно спросил один из продавцов.

Пурпурные заботились о своих гражданах. И если бы кто-нибудь допустил оплошность в своем старании поддержать продолжительность жизни этого мужчины, последовало бы суровое наказание.

— Семьдесят два процента, — заметил я, произведя в уме довольно сложные вычисления, и добавил, хотя это и так было понятно: — Почти наверняка префект.

Мы перевернули пострадавшего на бок. Как только продавцы и покупатели увидели у него на лацкане пурпурный кружок, в помещении стало тихо. Только фиолетовый, если бы с ним случилась цветовая неприятность здесь, в магазине, мог доставить больше головной боли. Но теперь и отец находился под давлением: если из-за него этот тип посереет, на счет отца запишут отрицательный отзыв и придется давать серьезные объяснения. Неудивительно, что цветоподборщики старались пропускать мимо ушей крики о помощи.

— Мы собирались посмотреть на кролика, — пробормотал он, надевая очки на пациента. — Дай мне 35–89–96.

Я порылся среди небольших стеклянных кружочков в его портативном чемоданчике, выбрал линзу и протянул отцу, повторив «35–89–96» тоном знатока.

— Шестьдесят восемь пунктов, две фут-свечи, левый глаз, — сказал он, устанавливая линзу в очки, потом набрал необходимое световое значение на импульсной лампе.

Послышалось тихое гудение — аппарат заряжался. Я указал время, код, дозировку и глаз на лбу у мужчины, чтобы другие специалисты поняли, в чем заключалось лечение. Когда маячок зарядился, отец распорядился: «Закрыть глаза!» — и все присутствующие крепко зажмурились. Раздался пронзительный визг, и маячок послал вспышку через корректировочную линзу на сетчатку пациента и далее — в зрительную кору мозга. Меня охватило странное чувство, что к этому невозможно привыкнуть. Я впервые проходил лечение вспышкой в шесть лет, по случаю потери зрения (лихорадка Эбола с корью и гриппом штамма H6N14), и в течение краткого, восхитительного мгновения мог видеть музыку и слышать цвета — по крайней мере, ощущение было именно такое. Потом весь день я исходил слюной (обычный симптом), и неделю меня преследовал запах хлеба (необычный симптом).

Пурпурный напрягся — свет полился в зрительную кору мозга. Светло-оранжевая линза должна была привести его в сознание. Как именно это делалось, никто не знал. Хроматикология приносила громадную пользу Коллективу, но теоретические основы ее оставались почти неразработанными. Правда, для отца это было неважно. Он не смешивал цвета и не занимался поиском новых, а лишь диагностировал проблему и выбирал нужный оттенок. Когда он хотел поскромничать, то называл это «лечение числами».

Пациент смеялся, не приходя в сознание: такое случалось редко, но все же случалось. Однако ему становилось все хуже.

— Мигающий желтый, — сказал я, глядя в монитор.

— Мы теряем его, — выдохнул отец, протягивая обратно линзу 35–89–96.— Дай мне 116–37–97.

Я нашел светло-зеленый диск и вручил ему. Отец вставил ее — на этот раз в другую половину очков — и снова крикнул: «Закрыть глаза!» Последовала вспышка, левая нога мужчины резко дернулась, а диоды замигали красным и желтым. Отец тут же велел подать ему 342–94–98, чтобы добиться ровного красно-охристого свечения и уничтожить эффект от 35–89–96. Это немедленно возымело действие, но совсем не то, которого мы хотели. Пурпурный дернулся, все признаки жизни исчезли, монитор на ухе загорелся ровным красным светом.

— Он умер, — сказал я.

Все, кто смотрел на нас, глубоко вдохнули.

— Только от 342–94–98? — недоверчиво протянул отец. — Не может быть!

Он проверил линзу, которую я дал ему: никакой ошибки. Отец вытер лоб, вынул из чемоданчика песочные часы на девяносто секунд и поставил их на пол. После остановки сердца кровь отливала от сетчатки в течение девяноста минут. После смерти глаза в пациента уже нельзя было влить никакого цвета: бесповоротный конец. Плохо, очень плохо: не только потому, что мы имели дело с пурпурным, но и потому, что срок его жизни оказался ниже ожидаемого. А это означало разбазаривание общественных средств.

Отец попробовал дать еще несколько вспышек с разными стеклами — без толку — и принялся думать вслух. Песок в часах медленно тек.

— Все безрезультатно, — выдохнул он, обращаясь ко мне. — Здесь нет очень нужных вещей.

Все вокруг молчали, затаив дыхание. И продавцы, и покупатели тупо глядели перед собой. Помощи ждать было не от кого. НСЦ работала только с декоративными, а не с лечебными цветами. Конечно, они производили смеси, позитивно действовавшие на сознание граждан, но лишь под надзором главного специалиста по цвету.

Внезапно меня осенило:

— Ничего не вышло, — прошептал я, — потому что он не пурпурный!

Отец нахмурился. Подмена собственного цвета была делом почти что неслыханным и каралась штрафом в тридцать тысяч баллов — можно сказать, полной перезагрузкой. Все равно что сразу сесть на ночной поезд.

— Даже если так, что нам это дает? — тихо произнес он. — Красный, синий, желтый? И в каких пропорциях? Перебор всех возможных комбинаций займет полгода!

Я посмотрел на запястье мужчины, которое все еще продолжал сжимать, и впервые заметил, что ладони его шершавы, что у одного пальца не хватает фаланги, а ногти неухоженны и обгрызены.

— Серый.

— Серый?

Я кивнул. Отец уставился на меня, потом на пациента, потом на часы, где падали последние песчинки. Не имея никакого плана действий — разве что «ждать и надеяться», — отец убрал корректировочные линзы, выбрал стеклянный кружочек, вновь прокричал: «Закрыть глаза!» — и направил вспышку на мужчину. Эффект оказался моментальным и очень сильным: серый дернулся, сердце его забилось, индикатор над монитором засветился ровным желтым. После нескольких тщательно продуманных перемен линз — реакция пациента каждый раз была незамедлительной и, что важнее, предсказуемой — мы добились мигающего зеленого света. Собравшиеся с облегчением заговорили о том, что отец заслуживает минимум наивысшего отзыва, А++, и дополнительного талона на торт за спасение жизни такого — предположительно — именитого гражданина. Мы с отцом обменялись взглядами, но он решил пока что не раскрывать тайны. Во-первых, это могло повредить полному восстановлению. Во-вторых, Коллектив нуждался в каждом сером — намного больше, чем в пурпурных, хотя об этом никто не осмеливался говорить.