Игорь Гор - Проект «Повелитель»

Да и я за половину срока перевалил, дело идёт к старости… Так что жалеть себя надо, хватит горячку пороть, а то она бедная уже повизгивает. Присяду ка я на окне, да перекушу.

Вот мне дедушка и крысок жареных заботливо в газетку завернул и с собой дал, да и мяско сушеное, надоело правда, но как говорят, голодный желудок и таракану рад. Разложив свёрток на подоконнике и достав фляжку с чаем, я довольно комфортно расположился, наплевав на дождик, и не в такой обстановке есть доводилось. Трапезу мою прервал Дюбель, вырулив из-за угла с тесаком наперевес. Привязался же он к Штырю, уйти боится, и зайти в дом боится. Оно и правильно, этот дом всегда гиблым считался. Угрожая ножом, Дюбель двинулся ко мне. Я в это время вгрызался в крысиную спинку. Умеет дед их готовить. Дюбель чуть тормознул, видя, что я его не боюсь. А чего боятся? От моих ног до земли метра три, тесаком он меня не достанет, а кидать его несподручно и вряд ли он умеет. Чего не скажешь про меня. Ага, тормознул, вижу он тоже в курсе.

— Хана тебе Толстый, сейчас Штырь подойдёт, и кончим тебя здесь. Штырь! — заорал в полную глотку Дюбель, — Я его нашёл, Штырь!

Оторвавшись от косточки, я наконец поднял на него глаза.

— Я тоже рад тебя видеть, а вот Штыря ты вряд ли дозовешься, не может он тебе ответить потому как жареный. Зажарил я его и ем… Хочешь дам кусочек?

— Да, ты гонишь, Толстый? — уверенности в его голосе не было, и он протяжно и ещё громче затянул — Штырь! Я здесь! Я нашёл его! Штырь!

Взгляда я с него не спускал и никак не мог пропустить то, что он переложил тесак в левую руку, а правую отправил за спину, нащупывая что-то. Метательные ножи мы тоже с дедом изготавливали. Так! Вытерев жирные руки об штаны, я достал валыну.

— Да ты, видать, глухой. Стоять, боятся!

Дюбель опешил, огнестрельного оружия не то чтобы не было, кое у кого он было, чтоб другие не забыли, как оно выглядит. Джокер по слухам весь им увешан, и никто не торопится проверять какое рабочее, а какое для понта таскает.

— А сейчас медленно вытаскивай свою железяку и кидай на землю. Да не тесак дубина, а то, что за спиной держишь. Вот и умница!

Металл вяло звякнул по асфальту. Всё правильно, перья на маленькой рукоятке придают стабилизацию в полёте.

— Жить хочешь? Вижу, что хочешь. Значит так, я сейчас уйду у меня тут дела, и настоятельно рекомендую не делать резких движений до моего ухода.

Дюбель стоял настороженно и искоса поглядывал по сторонам, не появился ли Штырь.

Видимо что-то решив, облизнул губы.

— Не стреляй Толстый, я против тебя ничего не имею. Джокер сказал тебя убрать, мы со Штырём слово дали, что ты покойник. Не хорошо получится, если он вдруг узнает, что ты живой.

— Ты знаешь, я тоже против тебя ничего не имею, — сказал я, прицеливаясь, — Но расстройство Джокера по этому поводу, я думаю, ты как-нибудь переживёшь, а пулю вряд ли…

Дюбель кивнул и сорвался в истерику.

— Не стреляй, гадом буду, не пойду за тобой!

В спину толкнуло воздухом, пора уходить. Я перекинул ногу через подоконник.

— Живи, но помни, что сказал… Мне пора уходить.

— … это… Толстый, ты, правда, Штыря того?

— Если такой любопытный загляни вон в то окно, у которого бак прислонён, там мяса ещё много осталось тебе хватит.

Десять. Я на пороге комнаты. Не хорошо как-то оставлять за спиной врага, не в моём это обычаи. Покачал головой. Теперь понятно, что дед имел ввиду когда говорил о том, что обладание более лучшим оружием даёт чувство превосходства.

Наступил ногами на спинку кресла и двери разошлись вполне достаточно, чтоб я пролез. Темно как всегда, только сверху чуть светлеет. Надо подождать пока глаза привыкнут. Семьдесят. Поди, разберись в темноте, где тросы должны проходить.

Ага! Вроде сбоку. Или то ремонтный лаз? Что-то мне глубина шахты не нравится, такое чувство, что она бездонна. Несёт оттуда чем то, возня там какая-то нездоровая. Восемьдесят. Крыс, наверное, немерянно. Ну да мне не вниз, а наверх. Вот вроде скоба подходящая. Надо прыгать. Девяносто. Повиснув на поручне ремонтной лестницы, я услышал громыхание бака, и улыбнулся. Судя по царящему в голове Дюбеля ужасу, поверил таки!

Хаймович барабанил костяшками пальцев по столу. Ничего доброго это не предвещало, впрочем, плохого то же. Манера это у него была размышлять. Если барабанит, думает.

Как придёт к какому-нибудь решению, начнёт нос теребить. Я иногда думаю, что привычка эта у него с детства, вот и вытянул себе нос к старости.

— Так, так… Значит никаких бумаг, компьютеры само собой лужицами, чтоб никакой информации никому. О такой степени секретности я да же не предполагал. Наверху соответственно делать нечего.

Старик потёр нос.

— А как ты полагаешь, насколько глубока шахта?

Меня передернуло, так и знал, чем дело кончится. А там темно как в правом глазу Хаймовича. Я развёл руками.

— Ну, метров 10 как минимум, не видно же ни фига.

— Это дело поправимо, есть у меня для такого дела шахтёрский фонарик, зарядить бы его, цены б ему не было, но увы… А так он совершенно не пользованный и сухой … если только каустик … да, да именно развести и залить щелочь, сколько то он протянет…

— С этим фонариком, что ли по шахтам лазили?

Как-то мне не улыбалось лезть, бог знает куда, с фонарём который может потухнуть в любую минуту.

— Именно, что по шахтам, но эти шахты Максим ты вряд ли себе представляешь…

— А с керосинкой нашей не проще?

Керосинка наша была единственным освещением в подвальной кузне.

— Не бередите мне душу молодой человек, вы знаете, что стекло одно и я не хочу потерять две дорогие моему сердцу вещи разом. Вашу бестолковую голову и керосиновую лампу.

Хотя к моему глубочайшему сожалению, бестолковую голову таки жальче…

Хаймович прошелся пальцами по столу и потёр мочку уха. О! Ещё один знак, что-то придумал, в чём сам не уверен.

— А рядом с кнопкой лифта больше ничего не было?

— Было.

— Что?

— Другая кнопка с другой стороны, — ответил я (люблю иногда дурачком прикинутся).

— Тьфу! Да не том я спрашиваю! Прорези рядом никакой не было? Ну как бы тебе объяснить… Коробочки такой и в ней прорезь? — Хаймович чертил пальцем по столу.

— Кажется, была коробочка, я на всякий случай и на неё надавил, но безрезультатно.

— … ключа у нас всё равно нет… Лифт может и рабочий, но без надлежащего допуска просто не сработает…

Старик откровенно заскучал.

— Придется, видимо довольствоваться фонариком. Думаю, для разведки этого хватит, а там думать будем.

От дальнейших размышлений нас отвлёк шум в гостевой комнате, в той, где Хаймович занимался обменом и приёмом хабара. Кто-то настойчиво водил палкой по решётке на окне. Хаймович поспешил на шум.