Павел Корнев - Бессердечный

Ноги сами привели меня в греческий квартал, я постоял на набережной безымянного канала, посмотрел издали на варьете «Прелестная вакханка» и вдруг понял, что просто не могу пройти мимо.

Альберт Брандт был моим единственным другом. Он понимал меня как никто другой, и было неправильно позволить нашим отношениям закончиться из-за козней суккуба.

Нас обоих обвели вокруг пальца; мы оба наломали дров! Поэт настаивал на дуэли, я отправил его в нокаут броском бильярдного шара, но все еще можно было исправить. Еще можно отыскать нужные слова. Можно и нужно!

Я знал это наверняка и все же неуютно поежился, проходя внутрь.

– Альберт у себя? – спросил у прибиравшегося в баре племянника хозяйки.

Если тот и обратил внимание на произошедшие в моем облике изменения, то виду не подал.

– Поэт-то? – переспросил, протирая пивную кружку, и покачал головой: – Съехал поэт. Утром съехал.

– Как – съехал? – обмер я, и по левой стороне грудины растеклась болезненная ломота.

– Совсем съехал, – спокойно ответил парнишка. – Все какой-то слепой девице о весеннем Париже и ночном Лондоне соловьем заливался. А извозчику, сам слышал, в порт гнать велел.

Я сделал глубокий вздох, заставил себя успокоиться и полез в карман за мелочью.

– Налей мне…

– Лимонада? – привычно предположил племянник хозяйки.

– Нет, – резко бросил я, выкладывая на прилавок пятифранковую монету. – Налей водки. Русской.

Безмерно удивленный этим выбором паренек с расспросами приставать не стал, послушно наполнил хрустальный графинчик, рядом выставил стопку. Я вышел на улицу, встал за столик под тентом, плеснул себе водки и надолго замер с рюмкой, поднесенной к лицу.

Наконец слегка пригубил, сморщился от омерзительного вкуса крепкого алкоголя и со стуком опустил стопку на столешницу. Постоял, резким толчком опрокинул ее набок и решительно зашагал прочь.

У новой жизни оказался знакомый привкус разочарования, но я не собирался растрачивать ее на пустые сожаления. Меня ждали великие свершения; великие свершения – и никак иначе.