Дмитрий Карманов - Я всемогущий

Не верю.

Я открыл глаза. Белый день. Парк. Кружит тополиный пух. И мы с Ириной сидим на лавочке. Вокруг никого — лишь по проспекту рядом едут машины. Ирина смотрит на меня и улыбается.

И ждёт, что я скажу. А я не знаю, что говорить.

Солнце. Рука в руке. Пушинка, щекочущая лоб.

— Понимаешь, Ириш… Я тебя придумал…

Она смотрит на меня. Долго-долго. А потом говорит:

— Да, я знаю.

— Знаешь?

— Да, — Ирина спокойна, как смерть. — И продолжаешь придумывать меня прямо сейчас. Ты только что придумал мою реакцию на твой вопрос. А теперь придумываешь мой ответ, мои слова. Меня нет, Платон, и ты это знаешь. И не только меня нет. Нигде, никого, ничего нет. И нет даже понятий «где», «кого» и «что». Есть только ты. Один. И всё.

И я подумал: «К чёрту!»

Самолёт трясло всё сильнее. В иллюминаторе ещё висело ярко-голубое небо, однако до белых, плотных комьев облаков, казалось, уже можно дотянуться рукой.

Человек в форме бортпроводника «Пулково» наклонился, открыл дверцу ящика и выволок массивный рюкзак с широкими лямками.

— Всё просто, — сказал он, пристально глядя мне в глаза. — Сюда продеваете руки, этот ремень затягиваете на поясе, этот — на груди, защёлкиваете карабины. Купол раскроется автоматически.

Самолёт сильно тряхнуло, послышался резкий свист снаружи. Я поспешно ухватился за лямки. В голове шумело. Человек со шрамом продолжал объяснять, как нужно поджимать ноги при приземлении.

Но я не слышал его. Там, за тонкой шторкой, сидели несколько десятков трупов. Всё ещё живых, думающих, чувствующих, но уже — трупов.

Я резко одёрнул занавеску. Стюардесса, склонившаяся над перепуганным малышом в середине салона, замерла и медленно повернула лицо ко мне. Я стоял, вцепившись в лямки парашюта, и смотрел на эту девушку, почти девочку. Она едва начала летать и ещё утром вертелась дома перед зеркалом, гордясь новой тёмно-синей формой. И малыш, которого она утешала, тоже обернулся ко мне, распахнув заплаканные голубые глаза. Сейчас ему было страшно, хотя ещё полчаса назад первый в жизни полёт вызывал лишь восторг. Из третьего ряда на меня смотрел молодой парень — он летел в Самару к невесте, и в его куртке, во внутреннем кармане таилось кольцо, на которое ухнула добрая половина зарплаты. За ним сидела тихая пожилая женщина — в аэропорту её ждала сестра, потерянная ещё после войны и чудом обретённая вновь благодаря Интернету. С заднего ряда выглядывали школьницы, близняшки, везущие ворох фотографий и впечатлений из столь желанной поездки в Питер.

Все лица были обращены ко мне. Детские и старческие, женские и мужские — эти лица отражали удивление, страх, непонимание, отчаяние, растерянность.

И надежду.

Я смотрел этим людям в глаза. Всем им.