Рассинхрон (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич

1.

На картонном заднике зеркала кем-то было написано: «Ублюдок».

Ингрейв с усмешкой поднял его, поставил к стене и закурил, ожидая. Было семь тридцать две. В зеркале отражался дешевый номер «Санбокс Инн», почти не отличимый от того, где сидел сейчас Ингрейв. Беглого взгляда, впрочем, было достаточно, чтобы заметить бутылку виски на подоконнике, которой не существовало в действительности, и глубокую зелень занавесок в противовес голубоватому ситцу.

Ну и, конечно, в зеркале не было самого Ингрейва, так что приходилось смотреть на обои, сбитый в складки серый ковер на полу и голую мужскую ногу, свисающую с края кровати.

Ингрейв затянулся, выдул дым через ноздри и постучал ногтем по зеркальному покрытию.

– Хэнк!

Нога в отражении дернулась.

– Хэнк, просыпайся!

Ингрейв поискал глазами, чем бы кинуть в двойника-придурка.

– Хэнк! – рявкнул он и тут же получил несколько ударов кулаком в хлипкую, чуть ли не картонную стену номера.

Сосед слева не был расположен к утренним политесам и потребовал заткнуться и не мешать ему спать. Ингрейв принял к сведению.

– Хэнк.

– Да.

Отражение в зеркале наконец стало похоже на, собственно, отражение, явив Ингрейву самого себя. Двойник, правда, выглядел паршиво. Физиономию его украшала двухнедельная щетина, волосы стояли торчком, глаза были красные.

– Загулял? – спросил Ингрейв.

Двойник, пожав плечами, закурил. Худое лицо сморщилось.

– Имею право, Хэнк.

– Хэм, – сказал Ингрейв. Невольно повторяя гримасу. – Я для тебя – Хэм.

Хэнк фыркнул.

– Старина Хэм был всего один. Умер семь лет назад.

– Кончай.

– Слушаюсь, – двойник шутливо отдал честь.

Они синхронно затянулись.

– Есть дело, – сказал Ингрейв, постукивая коробком спичек по столу.

– Погоди.

Хэнк встал и прошел в туалет. Через несколько секунд раздался звук спускаемой воды. Посвежевший двойник появился с полотенцем через плечо, пригладил влажные волосы и зажег новую сигарету.

– Я слушаю.

– Говорят, в городе объявился Перссон, – сказал Ингрейв. – Видели в баре на Донки-стрит.

– Перссон-психопат? – уточнил Хэнк, сбивая пепел в пустую сигаретную пачку. – Он же больной на все отражение, мы с такими дела не имеем.

– Ричи попросил найти его.

– И что?

– Я должен Ричи, – неохотно сказал Ингрейв.

Они одновременно выдохнули дым.

– Прости, Хэнк… Хэм, – сказал двойник. – Я Ричи ничего не должен. Не знаю, где ты успел вляпаться.

– Это уж точно не твое дело.

– Ну, если взять за отправную точку нашу любовь к покеру…

– Заткнись, хорошо?

– Заткнулся.

Хэнк протянул руку и не глядя нащупал бутылку. Ингрейв подставил стакан.

– Плесни и мне.

– Вообще-то, это мое виски, – сказал двойник.

– Наше, Хэнк, наше.

– Как это знакомо.

Горлышко бутылки прошло сквозь зеркало и звонко поприветствовало стакан.

– На два пальца, – сказал Ингрейв.

– Как всегда, – кивнул Хэнк.

Они выпили, Ингрейв – из стакана, двойник – из горла. Солнце пробилось сквозь занавески тонким золотым лезвием.

– Ты все же дерьмово выглядишь, – сказал Ингрейв.

– На себя посмотри, – парировал Хэнк, отряхивая рукав мятого пиджака. – Что там с этим Перссоном?

– Нам только надо найти, где он сейчас обитает, – сказал Ингрейв. – Дальше уже в дело вступят парни Ричи.

– У меня или у тебя?

– Сначала у вас. Знаешь же, многие бегут от нас в вашу сторону.

– А много ты…

– Мы, Хэнк, мы. Мы задолжали Ричи восемьсот баксов.

Двойник присвистнул.

– Сука ты, Хэм.

– Знаю, Хэнки. Две королевы против трех валетов. Три девятки против трех тузов. Увы. Но выпутаемся из долгов, обещаю, будем в шоколаде.

Двойник оглядел номер.

– Ты уверен? – с сомнением спросил он.

– Ричи прощает нам долг и еще двести баксов добивает сверху до тысячи. Если, конечно, мы с тобой надежно сработаем.

– С чего это Ричи швыряться такими деньгами?

Ингрейв пожал плечами.

– Видимо, с того, что этот придурок украл у него намного больше. Других версий у меня для тебя нет, Хэнк.

Он достал «смит-вессон», модель 28, откинул барабан и принялся набивать его патронами, которые вылавливал из ящика стола. Двойник задумчиво следил, как блестящая латунь населяет каморы револьвера.

– У нас репутация неудачников, – сказал он наконец. – Так ли уж Ричи нужен этот Перссон?

– Слушай, спроси его двойника сам.

– У нас он сидит на верхнем этаже «Холидей». Я для него букашка, которую можно придавить ногтем.

– Тогда не раскрывай пасть, – Ингрейв убрал «смит-вессон» в наплечную кобуру. – Со мной он хотя бы...

Он замолчал, наклонив голову.

– Дошло? – спросил Хэнк.

Ингрейв кивнул.

– Ричи здесь птица помельче и не имеет того влияния, как у вас. Он, конечно, не последний чувак в городе, и команда у него приличная, но все знают, что он всего лишь отражение. Впрочем, обитает он в том же «Холидее».

Двойник усмехнулся.

– В этом и странность. Еще «магнумом» богат?

– Сейчас.

Ингрейв пошарил в ящике стола и кинул отражению бумажную коробку 357-х. Хэнк поймал ее левой рукой.

– Полупустая.

– Какая есть. Между прочим, двенадцать баксов.

– Это попрек? В прошлый раз, помнится, я делился с тобой.

– Когда это было-то?

– Месяц назад.

Двойник раскрыл пачку и высыпал патроны на стол. Шесть он поставил на «попа», остальные сгреб в горсть. Зажав сигарету в зубах, Хэнк прошел к вешалке и отправил патроны в карман висящего плаща. На обратном пути он прихватил с тумбочки «кольт питон».

– Остался вопрос: почему Перссон вернулся, если Ричи готов ради него раскошелиться на целую тонну баксов?

Его пальцы ловко нашпиговали патронами барабан.

– За бабой? – высказал версию Ингрейв.

– Мы бы на такое не пошли.

– Сам же назвал его психопатом.

– Я к тому, – сказал двойник, – что причина у него должна быть веская. Ищем, начиная с Донки?

– Да, где-то в том районе ошивается Кэрби, хорошо бы расспросить его. Он обычно в курсе имеющихся нычек.

– Ясно.

Они поднялись, двойник – чуть медленней.

– Ты это… будь осторожней, – сказал Ингрейв.

Хэнк фыркнул, щупая карманы пиджака.

– Ты говоришь это самому себе.

– Я знаю. Но все же.

Двойник кивнул.

– Заметано. Дурное предчувствие?

– Нет, но будем переглядываться. На всякий случай. Все.

Ингрейв опустил зеркало, прерывая связь.

2.

Солнце выжигало асфальт и стены домов. Жидкая очередь тянулась к трейлеру с мексиканскими закусками. За витринами кафе и магазинчиков лениво мешали горячий воздух лопасти вентиляторов. В маркете на Типтон-даун диктор из телевизора объявлял прогноз погоды на остаток недели. Ждать, что температура опустится хотя бы до семидесяти по Фаренгейту, было нечего. Ингрейв жалел, что надел плащ. Жара донимала, несмотря на то, что большую часть по Арнхем-роуд и фешенебельному Типтон он прошел в тени маркиз и навесов и к тому же разжился стаканом холодного лимонада.

Через два квартала он свернул на Минутмен и метров через сто по самому солнцепеку, отдуваясь, поглядел в маленькое, выставленное у двери зеркало арабской кофейни. Хэнк помахал ему издалека. Что ж, по крайней мере, идут они одним маршрутом.

– Кофе? – спросил его вертлявый, услужливый араб, выглянувший из-за прилавка.

Ингрейв скривился.

Бар на Донки-стрит, в котором заметили Перссона, являлся прибежищем местных байкеров и трудяг с завода поблизости, выпускающего оборудование для электростанций. Перссон, понятно, не принадлежал ни к тем, ни к другим, и разумней всего было предположить, что он просто обосновался где-то рядом.

Ричи снабдил Ингрейва черно-белой фотографией из давнего полицейского досье, которую он и предъявил тощему рыжему бармену за стойкой.