Благословенный (СИ) - Сербинова Марина

Прошло полтора года, прежде чем Касевес решился на эту поездку.

Кэрол встретила его в аэропорту Нью-Йорка, набросилась на него с объятиями и поцелуями, заставив его старое больное сердце растаять от нежности. Уильям даже не сразу ее узнал, испытав легкий шок, увидев вместо привычных для него золотистых светлых локонов длинные каштановые волосы. Кэрол только рассмеялась в ответ на его изумленный взгляд. Она по-прежнему одевалась красиво и со вкусом, разве что уже не так дорого, как раньше. Теперь себе этого позволить она не могла. Касевес улыбался, разглядывая ее. Даже сменив дорогие бутики на магазины, она умела выглядеть также великолепно, привлекая к себе внимание. И также в ней все было отточено и безупречно до мелочей. Уложенные не хуже, чем рукой мастера, волосы, безупречный маникюр, высокая шпилька, которую всегда предпочитала Куртни и передала эту привычку своей воспитаннице, аккуратный макияж, немного другой, слегка ярче, прекрасно смотревшийся на брюнетке и не очень подходивший бы для блондинки. Темные локоны, обрамлявшие ее личико, не только шли ей, но она сумела добиться того, что они смотрелись, как настоящие, и тому, кто не видел ее блондинкой, вряд ли пришло бы в голову, что она не врожденная брюнетка. Она затемняла брови, но так, что они тоже выглядели естественно, а не как нарисованные. У основания черных, как смоль, длинных и пушистых ресниц верхние веки были едва заметно подведены тонкой аккуратной черной линией, хотя будучи блондинкой, она никогда раньше не пользовалась черным карандашом. Кожа была чуть темнее, чем обычно. На фоне всего этого ее светлые прозрачные глаза выделялись так ярко, что казались двумя маленькими зеркалами, в которых отражалось и сверкало чистое голубое небо, чей нежный свет проникал в самую душу, освещал ее, но не согревал, потому что в глубинах этой прозрачной бездны затаились холод и тоска. Эти глаза разучились улыбаться и смеяться, даже в моменты, когда она это делала. Взгляд ее казался бесконечным, и бесконечным было то, что он в себе таил. Глаза эти поразили Касевеса с первого взгляда, как только он их увидел на личике девочки-подростка. К этим глазам нельзя было остаться равнодушным. Молчаливые, скрытные, загадочные. Глаза, которые не хотят рассказывать о том, что им довелось увидеть, но почему-то вызывающие непреодолимое желание это узнать, выведать их печальные тайны, прячущиеся в ее сердце, но отражавшиеся в глазах. Кэрол лишь взглянула на него, посмотрев в самую душу, и с того момента он знал, что готов на все ради этой девочки. Не удивился он тому, что ее так полюбила такая холодная и жесткая женщина, как Куртни. Не удивился тому, что этот взгляд пробил даже жестокое и твердое, как гранит, сердце Джека Рэндэла. До встречи с нею, Касевес никогда даже не думал, что взгляд может обладать такой страшной силой, что глаза могут так покорять сердца, что, увидев однажды, их уже никогда не забыть. Но сама девушка вряд ли осознавала колдовскую власть своих красивых глаз, насколько он знал, она даже была ими недовольна, восхищаясь яркими и искрящимися глазами Рэя, их насыщенным глубоким синим цветом, веселыми, озорными и лукавыми. Да и вообще, самооценка у нее была явно занижена, и Касевес не мог понять, как это возможно у такой красавицы. Или она лукавила или была слепой. Или это был комплекс, укоренившийся еще в детстве, который невозможно было вырвать, даже всенародно признав ее самой красивой и самой лучшей женщиной на планете. А может быть, она инстинктивно ненавидела свою внешность только за то, что та делала ее так похожей на мать. В общем, Касевес не мог точно ответить на этот вопрос. Тем не менее, теперь, изменив свой облик, Кэрол уже могла спокойно смотреть в зеркало, не видя там свою мать. Но, конечно, она пыталась измениться не из-за матери, а чтобы не быть узнанной. Но даже в новом облике ей уже не раз доводилось слышать от кого-нибудь, что она «поразительно похожа на погибшую жену Джека Рэндэла, только та была блондинкой».

— Ну, как я тебе? — с улыбкой поинтересовалась Кэрол, ласково смотря на старика.

— Немножко неожиданно… но мне нравится. Красивая женщина всегда будет красива, и с темными, и со светлыми, и даже с седыми волосами.

Кэрол засмеялась.

— Седой мне быть не хочется. Что поделаешь, если в свои двадцать семь лет я уже вся искусственная — и зубы керамические, и волосы крашенные. Осталось только лицо переделать.

— Ой-ой-ой! — передразнил ее Касевес. — Искусственная она! Помолчи, девочка, не гневи Бога, давшего тебе такую красоту. Погляди, как мужчины на тебя пялятся. Небось, проходу не дают, а?

Она отмахнулась и засмеялась.

Не слушая его возражений, она отобрала у него чемодан, напомнив, что ему запрещено поднимать тяжелое, положила в багажник своей машины, и повезла старика в свой домик, где Касевеса ждало настоящее потрясение.

Патрик был в школе, и Кэрол со смехом вынесла Уильяму из детской маленького упитанного малыша. Следом за ней вышла молодая женщина, няня, держа на руках еще одного малютку, точную копию первого.

— Вот, Уилл, познакомься, это мои маленькие лисята, — заявила Кэрол, забавляясь над опешившим стариком. — Кристофер и Джеймс.

— Как твои? Откуда они взялись?

— Уилл, тебе столько лет, а ты не знаешь, откуда берутся дети? — засмеялась Кэрол, вручая ему малыша.

— Ах ты, дрянная девчонка! Ты почему мне не говорила? — Уильям обиженно насупился, но тут же растаял, разглядывая пухлое маленькое личико ребенка. — Ой, какие мы хорошенькие! Ну, и кто ты у нас, Кристофер или Джеймс? Плохая ваша мамка, разве можно было от деда вас скрывать? Сто раз по телефону говорили, а она, негодяйка, даже не намекнула!

Он уселся на диван, Кэрол, забрав у няни малыша, примостилась рядом. Уильям с веселым удивлением переводил взгляд с одного ребенка на другого.

— Господи, да они совершенно одинаковые! Как ты их различаешь? Сто раз уже, наверное, перепутала!

Кэрол только рассмеялась. Перестав улыбаться, Касевес вгляделся в малышей более пристально. Лицо его вытянулось от новой неожиданности, обрушившееся на него сделанным открытием. Малыши смотрели на него большими ярко-синими глазами, на головках вились золотистые волосики, маленькие хорошенькие личики имели какое-то забавное сходство с лисьими мордочками…

— Господи! Это дети Рэя?

— С чего ты взял? Нет.

— Нет? Да ты же сама только что назвала их лисятами!

— Так это я просто… лисята, котята… какая разница?

— Кому ты врешь, девочка? Я стар, но еще хорошо вижу. Да они же как две капли воды на него похожи! Потому ты мне о них ничего не говорила? Боялась, что я расскажу о них Рэю?

— Как ты можешь ему о них рассказать, если он считает, что я умерла? Или не считает? Уилл, — Кэрол нахмурилась, впившись в него взглядом, — ты что, все-таки рассказал ему?

— Я не мог не рассказать. Это было бы слишком жестоко, Кэрол. Ладно, может, это заслужил твой муж и его папочка, но не Рэй. Я не мог с ним так поступить. И тебе не следовало.

— И давно он знает?

— Давно. Я сказал ему сразу же. Только меня опередила Свон, как будто ее кто-то просил вмешиваться и сообщать ему о несчастье. Видела бы ты его таким, каким увидел я, когда пришел к нему в тюрьму… Я не мог не сказать, Кэрол.

— И что он?

— Глупый вопрос. Как еще может отреагировать человек на воскрешение из мертвых тех, кого он любит? Но не переживай, он не побеспокоит тебя. Я сказал ему, что ты этого не хочешь, да он и сам это понимает. «Что поделаешь, если ей не нужна моя любовь» — вот все, что он сказал. А еще Джек… он за ним наблюдает. Мне кажется, Джек так и не поверил в вашу смерть.

— Это уже его личное дело. Главное, что он нас не ищет. Ну, или не может найти. Больше меня ничего не волнует.

— Ты очень жестока с ним, Кэрол.

— Ты мне об этом уже говорил. Если тебе нужен ответ, то я отвечу тебе так же, как тогда. Он никогда никого не жалел. Почему я должна жалеть его?