Бронислава Вонсович - Искусство охоты на благородную дичь (СИ)

— Вот когда подозрительные лица мужского пола вокруг тебя вертеться начнут, тогда и поговорим. Тило, как же тебе повезло, что у тебя младшей сестры нет, не представляешь!

— У меня старшая есть. Поверь, это намного хуже, — отшутился друг. Правда он при этом поморщился, как будто у него зуб заболел.

Берти решил показать мне свою комнату, чтобы в случае чего я могла его быстро найти. Я сильно сомневалась, что меня ожидают в ближайшее время неприятности, но посмотреть, как он живет, мне было интересно. По размерам комната была такая же, как и наша с Инессой, но, Богиня, как же она была захламлена! Везде валялись вещи и стояли какие-то совершенно непонятные для меня приспособления. Я покачала металлический рычажок на одном из них и была остановлена дружным воплем:

— Ничего здесь не трогай!

— Иди вон к столу, — приказным тоном заявил брат. — А если чего-нибудь испортишь, выставлю тут же, не посмотрю, что ты моя сестра, и жалуйся потом дедушке.

Я сцепила шаловливые руки в замок и испуганно прошмыгнула к столу. Мне оставалось только рассматривать все, что у них здесь стояло, раз уж касаться ничего нельзя. А посмотреть там было на что, хотя я и понятия не имела, для чего это все нужно. Я старательно делала вид, что не замечаю, как парни торопливо запихивают валявшуюся одежду почему-то под кровать, а не в шкаф. Да уж, Берти аккуратностью сам никогда не отличался и, видно, друга такого же подобрал. Говорить я им ничего не стала — и так было заметно, что им передо мной неудобно.

О том, что я так и не знаю, как пользоваться этим проклятым магическим кругом для готовки, я опять вспомнила, когда брат поставил передо мной чашку с дымящимся напитком и вазочку с сухариками. Сухарики, на первый взгляд, выглядели весьма старыми, но я все же взяла один, из вежливости, и попробовала откусить немного. Это у меня не получилось — сухарик упорно сопротивлялся моим зубам, и у меня не было уверенности в исходе их поединка. Наконец я решила, что зубы мне дороже показа хорошего воспитания, и отложила этот кусок камня в сторону.

— Берти, мне кажется, эта вазочка вместе с содержимым досталась вам от предыдущих жильцов, — намекнула я брату на древность его угощения.

— Бери выше, — не смутился он, — первым ее владельцем был наш ректор, лорд Гракх, когда он еще здесь учился. Ну и дальше от поколения к поколению передавалось. Гордись, ты прикоснулась к настоящей истории!

Я выразительно хмыкнула, показывая свое отношение к таким словам — басен мне на сегодня хватило. Да за это время студенты только из принципа бы все это сгрызли, что я брату и сказала. Он только засмеялся и даже не подумал предложить что-то взамен. Дитер вытащил из кармана конфету и протянул мне. Обертка у нее была несколько потерта, но сама конфета была намного моложе сухарей. Везет же некоторым с братьями, он, поди, своей сестре зуболомательные сухари не подсовывает!

В дверь постучали. Берти подкинулся, как будто только этого и ждал, и бросился открывать. Кто там стоял, я не увидела. Успела только заметить, что это девушка, как брат выскочил в коридор и дверь за собой прикрыл.

— Дитер, а кто это был? — я косила глазами в сторону двери и пыталась услышать хоть слово.

— Понятия не имею, я не рассмотрел, — с совершенно честным лицом ответил он мне.

Я помолчала, пытаясь все же уловить хоть какие-то звуки из-за двери, но тщетно, — оттуда доносился только невнятный шум. Это меня ужасно огорчило — у брата роман, а я ничего о нем не знаю. Дитер попытался меня отвлечь рассказом об особенностях преподавателей нашей академии, а я вдруг решила его спросить:

— Скажи, а почему ты пошел в эту академию, а не в Военную?

— Не твое дело! — грубо ответил он.

И это было настолько неожиданно, что у меня даже слезы на глаза навернулись от обиды. Но парень и не подумал передо мной извиниться, он отвернулся и уставился в окно, как будто там было что-то, требующее его неусыпного внимания. Я тоже молчала и смотрела внутрь чашки, там так красиво плавали листочки. И как я могла подумать, что в нем есть что-то хорошее, кроме заплесневелой конфетки? Хам он, самый настоящий.

Вернулся брат, лицо его сияло, и мое плохое настроение осталось им незамеченным. Он думал о чем-то своем и совсем не нуждался в собеседниках, так что вскоре я с ним попрощалась, демонстративно не замечая его друга, и ушла. Даже чай допивать не стала. Идти в свою комнату не хотелось, но выбора у меня все равно не было. На удивление соседка там была одна, валялась на кровати и вид имела очень недовольный. Наверно, количество сомневающихся выросло, или хвалили ее недостаточно усердно.

Я решила все же выпить чашку чая и направилась к кухонному уголку.

— Инесса, скажи пожалуйста, как этот круг включить? — обратилась я к соседке.

Она недовольно скривилась, но встала и подошла ко мне. Потыкала пальцем и глубокомысленно сказала:

— Это какая-то древняя модель. Я с такой ни разу не сталкивалась. Я работаю только на современных плитах, а не подобном старье. Этот хлам давно выбрасывать пора, но, видать, академия эта слишком бедная.

На языке так и вертелось «Что ж ты из своей богатой академии уехала?», но это непременно привело бы к скандалу, так что я просто молча вышла и постучала в соседнюю комнату. Дверь мне открыла девушка, с которой я сегодня уже встречалась. Это она выразила сомнение в охотничьих успехах Инессы.

— Добрый вечер, — вежливо сказала я. — Меня зовут Эрика Штаден. Не поможешь разобраться с кругом для готовки?

— Катарина Нойман, — представилась та. — А что у соседки не спросишь? Она ведь наверняка знает. Великая кулинарка все-таки…

— Она не знает. И сомневаюсь я, что она вообще что-то умеет, — честно призналась я.

Кати пригласила меня к себе и показала, что нужно делать. Неожиданно мы с ней разговорились, и через некоторое время болтали уже как закадычные подруги. Соседкой ее была та легковерная Софи, что так восхищалась Инессой, но сейчас ее в комнате не было. Как все же жалко, что мои намеки по дороге на обед до этой инориты не дошли. Ведь насколько бы лучше было всем, если бы Софи жила с Инессой, а я — с Катариной.

Оставшееся время до начала занятий я провела, по большей части, гуляя по Гаэрре вместе с Катариной. Столицу я знала плохо, моя новая подруга тоже, так что каждый новый день приносил нам множество открытий, иногда приятных, иногда — не очень. Так мы выяснили, что близко к Военной академии лучше не подходить — курсанты оказались чрезвычайно настойчивы в многочисленных попытках навязать свое общество. Против лиц в военной форме я ничего не имею, да и обратное было бы странно при условии, что и отец, и старший брат относятся к этой касте, но в таком количестве они меня попросту пугают. Так что теперь своей исследовательской деятельностью мы занимались подальше от того места. И подальше от нашей академии. Из комнаты я уходила как можно раньше и возвращаться туда не торопилась.

Но даже при таком ограниченном общении с соседкой мы умудрились поругаться. Началось все достаточно невинно. Инесса потребовала от меня убрать картинку, нарисованную Мартиной.

— С чего это вдруг? — удивилась я.

— Она оскорбляет мои эстетические чувства. Это же ужас какой-то. Я с пяти лет занимаюсь рисованием, надо признать, очень успешно, но ни разу еще не видела такого убожества.

— А на мой взгляд, очень даже миленькая картинка, — не согласилась я.

— Миленькая? — взъярилась Инесса. — Отвратительный грязный фон! Отвратительный подбор оттенков! Отвратительные цветы на рисунке! Не бывает таких растений в жизни!

— Очень даже бывают, — ответила я. — У нас рядом с поместьем именно такие и растут, и Мартина очень хорошо передала их особенности.

— Сразу видно, что в живописи ты ничего не понимаешь, — презрительно бросила соседка. — В общем, можешь любоваться этой дрянью сколько хочешь, только чтобы на стене она не висела!

— Картинка будет висеть там, где я считаю нужным, — отрезала я. — Мне она нравится и напоминает о подруге.

Несколько девушек, присутствующих при нашем разговоре, неодобрительно зашумели, пытаясь меня убедить, что мнение соседки надо уважать. Она же разбирается в этом вопросе, и ей оскорбительно видеть такое каждый день. Я ответила, что смотреть ее никто не заставляет, и ушла. Только вот, когда я вернулась, мартинина работа была частично изорвана, частично сожжена. Если бы ее только порвали, то можно было бы что-то сделать, попросить брата восстановить, но сожженное…

— Кто дал тебе право портить мои вещи? — в ярости я обратилась к Инессе.

— А я тут при чем? — недоуменно сказала она. — Меня в комнате вообще не было. А когда я пришла, это убожество уже было в таком виде. Вон Софи подтвердить может.