Александр Бромов - Из жизни воспитателей 2

На 23 февраля родители подарили в группу солдата, сделанного из воздушных шариков. Солдат был высокий, стройный, в фуражке калачиком и весело улыбался всем приходящим и проходящим мимо. Но все хорошее кончается и через неделю после праздников, я решила отправить рядового в отставку. Не будь аттестации, дня рождения сына, подготовки к праздникам, моего юбилея и гриппа (все в одном флаконе), голова у меня работала бы лучше, и ничего бы не произошло. Ручаюсь.

Уходя с работы, мы должны были отмечаться в журнале на ресепшне, а для этого надо было пройти через музыкальный зал. В верхней одежде это делать запрещено, поэтому я, как дисциплинированный воспитатель, нагрузилась вещами: сапоги, пальто, сумка, пакет с толстенной инновационной папкой и конспектом завтрашнего открытого занятия в одной руке, в другой – будущий отставник, и отправилась в путь.

Солдатик весело пробрякал ногами по ступенькам со второго этажа на первый, и я ввалилась в музыкальный зал, благодаря всех богов, что репетиция утренника к 8 марта уже кончилась.

Представляю реакцию коллег, которая не задержится:

– Ты куда его, сердечного?

– За что ж его так?

– Бедолага. Оставила бы в хозяйстве, глядишь на что-нибудь бы и сгодился.

Дальше моя фантазия кончилась, потому что музыкальный зал я благополучно проскочила, никого не встретив.

Выйдя в коридор и облегченно выдохнув, я оделась и уже хотела идти, но представила, как я тащу солдатика через зимний скользкий двор. А там ветрище. И гололед страшенный. Воображение незамедлительно подкинуло картинку, как я, мужественно преодолевая сильные порывы ветра, наклоняясь вперед, иду на шпильках навстречу мусорному баку, как к своей заветной мечте. Меня тащит обратно по льду вместе с солдатом и пудовым пакетом, но я борюсь из последних сил и побеждаю! Или иду в обход. А из окна меня провожают осуждающие и недоуменные взгляды коллег. А мне его еще в мусорный бак как-то заталкивать, а потом еще и детям объяснять, почему наш солдат теперь улыбается всем оттуда. А на следующий день на работу. Господи!

На ресепшне никого не было, зато на столе лежала канцелярская скрепка, очевидно, выполняющая функции охранника. Я разогнула заместителя, вставила в уши наушники и включила музыку (с детства боюсь, когда лопаются воздушные шары). Решительно наклонившись к лежащему солдату, я храбро ткнула его скрепкой в живот. Грохот был слышен даже через наушники.

В садике был тихий час.

– Кого уронили? – не выходя из кабинета, громко поинтересовалась заведующая.

– Это я, – ответила я, проклиная все на свете, – резинового солдата лопнула.

И только потом поняла, что лучше бы я промолчала.

Заведующая выглянула, и я судорожно помахала ей рукой от бедра, изобразив виноватую улыбку. Ну, кто, кроме меня еще способен на такой идиотизм? Она опустила глаза вниз и понимающе хмыкнула: у моих ног лежали улыбающаяся голова и ноги, соединенные лопнувшим туловищем, сейчас больше похожим на тряпочку, а я стояла над останками в расстегнутом пальто, сдвинутой на затылок шапочке и со свисающими с шарфика наушниками – уработалась.

– Не выдержал эксплуатации? – поинтересовалась заведующая.

Лучше бы я его у девчонок в прачечной лопнула, посмеялись бы тихонько на троих и разошлись. Как завтра на работу идти – не представляю. Аттестация! Господи! Методисты же вместо того, чтобы оценивать мое открытое занятие, будут хихикать и делать многозначительные глазки! А они еще после моего эссе не остыли. Убейте меня!

В августе выхожу с отпуска на работу и сразу нарываюсь на совещание. Это тоже моя особенность – собирать неприятности. Кто-то опаздывает каждый день на полчаса, но его странным образом не замечают, но стоит на минуту позже прийти мне, и горячая встреча в лице всего начальства обеспечена. Или совещание в первый рабочий день, когда надо срочно писать планы, а перед этим еще и прочитать все, что было, и желательно за прошедший месяц. Мысленно чертыхаюсь: придется сидеть на работе часов до десяти. Ладно, год как-нибудь выдержу, выпущу группу и на пенсию – заниматься домом и готовиться к экзаменам. Экзамены не мои, а сына, но над душой стоять мне, заодно и память освежу.

Совещание, что странно, пробежало со скоростью бешеного зайца, но в конце возникла заминка.

– В субботу, как вы знаете, День Государственного флага России. В городе пройдет велопробег. Кто будет участвовать? – спросила методист.

Призывы к сознательности разбились о глухую стену молчания. На призыв к патриотизму откликнулись сразу – предложением отпраздновать дома. Посулы денежного вознаграждения были встречены легкими смешками. Знаем мы эти стимулирующие выплаты: сто рублей (на три булки хлеба даже не хватит). Да-да, продолжаем фанатично платить за вход.

Нет, не думайте плохо, девчонки у нас хорошие, но тратить выходной день, который можно провести с семьей (собственных детей и так не видим), никому не хочется. Методист их прекрасно понимает, но получать по шее от высокого начальства ей и заведующей, поэтому она начинает сердито перебирать бумаги и ворчать, девчонки начинают извиняться. В окончании выясняется, что велосипедов ни у кого нет и ездить на них, соответственно, никто не умеет. Супер! Я одна на весь детский сад больная на голову?

Обреченно поднимаю руку.

Методист почему-то этому не обрадовалась:

– Самый молодой и здоровый из всего коллектива?

Искренне возмущаюсь несправедливостью: да на мне еще пахать и пахать! Можно подумать, полтинник – возраст. А могучие мускулы, тренированные на уборке снега и посадке морковки? Демонстрирую, конечно, как без этого?

– А спина? – ласково интересуется методист.

И я сдулась. Да, спина, травмированная в молодости во время падений. Сначала на лыжной трассе – не вписалась на скорости в крутой поворот, и пришлось покувыркаться, а потом собирать обломки новеньких пластиковых лыж, но добил предновогодний полет с чердака, когда я полезла туда за игрушками, и подо мной опрокинулась плохо закрепленная лестница, а внизу лежали привезенные накануне дрова. Ну, торопился человек, но ведь хожу и даже иногда бегаю, что подтверждает медаль за первое место по бегу среди сотрудников нашего детского сада. Бумажная, но важен факт! Это я тоже напомнила и горячо заверила, что ехать буду осторожно, объезжая все кочки и одену корсет, будь он неладен. Им же не скорость нужна, а массовость.

На следующий день выясняется, что кому-то сверху пришла в голову светлая мысль, что было бы здорово, если бы велопробег открыли дети. Начинаем агитировать родителей. Ага-ага. Они тоже хотят отдохнуть. Тогда беремся за детей.

Что такое флаг России они уже знают, объясняем значение слова «велопробег» и говорим, что тем, кто в нем участвует, дают грамоты и подарки, и ждем результат. И почему мы не министры?

Несколько мамочек не выдерживают напора и сдаются.

Настает пятница. В девять вечера звонит методист и говорит, что время сбора перенесли на час раньше. Ну, перенесли и перенесли, какие проблемы, нам не до этого, так как мы прыгаем возле велосипеда, готовимся всей семьей: смазываем, подкручиваем, проверяем тормоза и колеса. За этим занятием меня и застает очередной звонок – детский старт тоже перенесли. Ровно двадцать два ноль-ноль, нормальные люди уже легли спать. А почему не предупредить, скажем, в час ночи? Что мелочиться?

Так как нужных номеров на телефоне у меня нет, то бросаю технику на дочь и шустро несусь на работу, красочно представляя как меня будут убивать: сначала сторож, потом все родители, поэтому на завтрашний велопробег я выеду в инвалидной коляске, но тут приоритет – наличие колес, а не их количество. Или руль тоже считается?

Нажимаю на селектор. Нажимаю. Нажимаю. Начинаю приплясывать от нетерпения. Нажимаю. Не иначе, как там ушли с обходом, но у меня есть сотовый сторожа, потому что это наша сотрудница, с которой мы давно работаем. В противном случае плясать бы мне у ворот и плясать.

Через пять минут я уже врываюсь в группу и начинаю лихорадочно обзванивать родителей, не забывая извиниться тысячу раз. Родители у нас золотые, сразу проникаются ситуацией. Уф. Все. И тут кончаются деньги на телефоне. А нам все равно. А мы уже успели.

Напевая песенку про зайцев, довольная собой и жизнью спускаюсь вниз – можно идти спать со спокойной совестью. Да ладно! В кармане начинает радостно прыгать телефон.

– Ты же все равно уже на работе, – воркует трубка голосом методиста, – обзвони остальных с других групп.

И кто меня заложил? Грозно смотрю на сторожа, скромно потупившую глазки. Понимаю, понимаю, значит, сначала позвонили ей, но так как я лучший вариант, то мне и отдуваться. А я – великий обломщик, что с гордостью и сообщаю. Денег-то нет! Но методист уже диктует фамилии, которые мы в две руки лихорадочно записываем на каком-то обрывке, говорит, что перезвонит через несколько минут и отключается. Супер!