Талисман прошлого "Тайна императоров" (СИ) - Холодова Ксения

25 июня 1807 года. От двух противоположных берегов со скрежетом отплыли лодки. На холмах, в тени леса, прятались солдаты и с любопытством всматривались вниз. На водной глади разместили плот с шатром. Наполеон Бонапарт прибыл минутами раньше и решительно подал, закалённую в сражениях, руку Александру Павловичу. Важность, поднесённых бумаг, перебили радостные возгласы и треск ружей о землю.

Плотные и светлые ткани шатра скрывали от посторонних зевак фигуры двух императоров. Никто не видел и не слышал долгий разговор великих монархов, но одно все знали точно. Сейчас на этом пароме решалась судьба всей Европы.

— В древности, в этот день, мои предки праздновали летнее солнцестояние. По обычаям в него проводили самые различные обряды, связанные с водой, травами и огнём. Вот и мы с Вами, любезный друг, скрепляем наш союз здесь, в центре водной стихии.

— Традиции Вашего народа по-прежнему продолжают удивлять мой ум. Можем ли мы по такому поводу считать наш союз священным? — с надеждой спросил император Франции.

Александр лукаво улыбнулся на левую сторону и с гордым видом положил перед ним маленькую коробку. Наполеон в приятном удивлении сморщил блестящий от пота лоб.

— Здесь то, чем Вы желали обладать долгие годы. Так пусть это обретение положит начало великой дружбе и долгому миру!

Чёрная лента в волосах. Угрюмые лица. Всюду атмосфера траура. От холодного света единственной люстры на полках поблёскивали кубки за победы по фехтованию. Клэр молчаливо сидела на мягкой кровати в своей небольшой комнате, рассматривая фотографию бабушки, которую она сделала несколько лет назад. Изредка пальцами рук Клэр смахивала слёзы утраты, сочившиеся из серо-голубых глаз.

Сквозь перемешанные мысли в голове девушки периодически звучали голоса взрослых, которые громко обсуждали покойную за стеной. Клэр открыла стоящую на тумбочке шкатулку с роскошными изогнутыми цветами и, задумавшись о чём-то мрачном, убрала в неё фотографию бабушки.

Ещё каких-то две недели назад они встретились после занятий Клэр на ипподроме и вместе отправились гулять по центральным паркам Петербурга. Они были друг другу лучшими друзьями, и в разговорах их душевные тревоги очень часто находили умиротворение. Элжира всегда понимала Клэр куда лучше, чем её родители и подруга. Порой Клэр казалось, что бабушка послана самой вселенной, потому как только с ней она чувствовала себя настоящей.

Просидев ещё какое-то время в подавленном состоянии, она, осушила последние влажные участки холодных щёк, встала с кровати и, накинув на оголённые плечи чёрную вязаную кофту, неуверенно переступила порог своей комнаты. Спускаясь по лестнице, она вспоминала последний разговор с любимой бабушкой, её глаза и нежные, изрезанные глубокими морщинами руки, которыми она обнимала единственную внучку.

Всё это было словно вчера и ей до сих пор казалось, что её дорогая бабуля всё ещё рядом. Клэр вдруг вспомнила, как они вдвоём беззаботно сидели в зелёной беседке, расположенной в саду Элжиры, и пили чай с печеньем. Бабушка шутила что-то о мужчинах и военной форме, поправляя свои серебряные от времени волосы…

За ярким воспоминанием Клэр даже не заметила, как преодолела все ступеньки и уже стояла у входной двери. Она направилась к машине отца, которая должна была везти её на последнюю встречу с покойной, нырнула в неё и облокотилась на дверцу, размазывая пальцами капли на стекле.

Спустя час они подъехали к Никольскому кладбищу Александро-Невской лавры. На лицах присутствующих читалась полагающаяся скорбь, а затянутое чёрными тучами Петербургское небо добавляло ещё больше печали этому дню.

Девушка вышла из машины и вместе с родителями пошла в небольшую пристройку к белой церкви. Совсем скоро навстречу им вышел священнослужитель и, выразив свои соболезнования, проводил в храм, где уже стоял гроб с покойной. Клэр медленно плелась за мамой, боясь посмотреть на белое, неподвижное лицо родного человека.

Приближаясь к гробу, она уже не могла сдерживать чувства. Неприятное ощущение сдавленности в груди плавно перешло в горло. Вся боль, что пряталась в глубинах её души, вырвалась наружу, взяв тело под контроль. Сжимая губы, она всё же набралась сил и наклониться, чтобы прикоснуться к холодному лбу бабушки.

Клэр не могла и не хотела наблюдать за процессом погребения. Пока родные и близкие прощались с Элжирой, она сидела в беседке на улице, подальше от места, где всё было мертво: и бабушка, и память, и прошлое. Она сосредоточенно вглядывалась в гонимые ветром грозовые пятна и совершенно ни о чём не думала.

Уединение не продлилось долго: вскоре к ней подошла мама и, погладив её по голове, позвала на зачитывание завещания.

Церемония прощания проводилась не традиционным для России способом, а по обычаям их семьи. Пока нотариус оглашал завещание покойной, Клэр сидела, опустив глаза, и совсем не вникала в суть происходящего, прекрасно понимая, что обо всём позаботятся её родители. В последние минуты процесса речь зашла о мелких безделушках покойной. Нотариус называл одну из таких вещей «этот предмет», в точности не говоря, что он собой представляет.

— Этот предмет Элжира де Дупак завещала своей внучке Клэр, — чётко проговорил нотариус, всматриваясь в лица сидящих перед ним людей в поисках девушки.

Она подозревала, что бабушка точно оставит ей на память что-нибудь ценное, но всё же, услышав своё имя, неожиданно почувствовала, как сильно затряслись ноги. Медленно поднявшись со своего места, Клэр твёрдым шагом подошла к нотариусу. Она протянула холодные худые руки за тёмной деревянной коробкой, которую тот держал, и на этом оглашение завещания закончилось. Поднялся гул из перешёптываний, и все стали расходиться.

Клэр положила белую розу на свежую могилу, буркнула про себя прощальные слова глядя на временный крест и направилась к машине отца. Всю дорогу до дома она молчаливо касалась холодного стекла и смотрела сквозь него куда-то вдаль, погрузившись в полное душевное одиночество и пустоту.

Путь домой был непривычно коротким. Казалось, они только сели в машину — и тут же очутились в своём большом, покрытом зеленью двухэтажном доме. Некоторое время Клэр вела себя так, словно ничего не произошло, и, проигнорировав поминальный обед, опять ушла в свою маленькую комнату.

Она взяла завещанную ей деревянную коробку с секретом и стала внимательно её рассматривать, даже не пытаясь заглянуть внутрь. Спустя каких-то пять минут Клэр тяжело вздохнула и, почувствовав наконец в себе то самое, раздражающее любопытство, поспешила открыть её.

Когда лакированная крышка была приподнята, Клэр, удивлённо изогнула брови, обнаружив предмет, лежащий на тонком донышке. Она ожидала увидеть всё что угодно, к примеру, какую-нибудь вещь, с которой бабушка практически не расставалась. Вопреки ожиданиям она обнаружила старое потёртое кольцо, которое Элжира ни разу при ней не надевала. Клэр внимательно разглядывала тёмное серебро небольшого перстня, в центре которого располагался мутный зелёный камень. Он не выглядел драгоценным, скорее напоминал кусочек какой-то горной породы. Клэр надеялась, что Элжира оставит ей что-то, что будет напоминать внучке о бабушке. Об этом же украшении она никогда прежде не слышала, а его удручённый вид говорил о том, что бабушка долгие годы даже не доставала его из коробки. Под ним лежал небольшой конвертик. Переполненная непониманием Клэр бережно развернула его и принялась читать.

«Дорогая Клэр, если ты получила эту коробку, значит, меня уже нет в живых. Но прошу тебя, мой ангел, не терзай душу горем и воспоминаниями обо мне. Я счастлива, так как моя просьба исполнена и ты держишь в руках это письмо. Я считаю, нет девушки более доброй и чистой, чем ты. Это кольцо изменило всю мою жизнь. Я многое узнала о себе, о любви и дружбе. Главное — помни что…»