Шэрон Кендрик - Нежный тиран

В потемневшем взгляде выразительных серых глаз Адама Блэка сверкали искорки холодного гнева.

— В чем дело, Вон? — еле сдерживаясь, спросил он.

Старик в инвалидном кресле поднял взгляд на высокого брюнета.

— Я не имею привычки просить кого бы то ни было об одолжении, — раздраженно ответил он. — Даже тебя.

— А я ненавижу делать одолжения, — продолжал Адам, и его плотно сжатые губы слегка дрогнули. — Но для тебя готов сделать исключение. В чем дело? Что у тебя произошло?

Последовала небольшая пауза.

— Помнишь мою внучку Кайлоран? — ворчливо спросил Вон. — Она закончила университет, бизнес-факультет… Так вот, у нее возникли проблемы. Очень серьезные проблемы.

Кайлоран? Покопавшись в памяти, Адам начал смутно припоминать зеленоглазую девочку с косичками. Давно это было. Тогда она была похожа на маленькую принцессу, несмотря на торчащие в разные стороны косички и потертые джинсы. В то время семья Лейси была очень богата, а Адам — беден.

— Да, кажется, я помню ее… только очень смутно. — Он нахмурился. — Ведь тогда она была совсем ребенком — лет восьми или десяти, не старше.

— Да, много времени прошло с тех пор. Она уже давно не ребенок. Сейчас ей двадцать шесть лет. Взрослая женщина. Она — дочь моей Элинор, — продолжал Вон, прикрыв веками усталые глаза. — Ты должен помнить мою дочку. Вес помнят Элинор.

Да, Элинор он помнил очень хорошо. Долгие годы Адам пытался похоронить прошлое, но слова Вона послужили ключом, который открыл потайную комнату души, и воспоминания сразу же хлынули наружу.

— Да, я помню Элинор, — медленно произнес он. Ею, как сказочной мечтой, бредили все подростки; должно быть, он один был исключением.

В те годы он был восемнадцатилетним юнцом с длинными ногами и руками, с накачанными мускулами, сильным как бык и загорелым до черноты. Стояло необыкновенно жаркое лето. Было невыносимо тяжело по такой жаре таскать ящики, но ничего не поделаешь — такой была его работа, благодаря которой он пробивал себе путь в жизни. Господи, как же давно все это было!

Элинор тогда было… сколько? Лет сорок? Может, немного больше или меньше… У некоторых женщин бывает трудно определить возраст. Адам знал, что она очень наблюдательна. Работавшие на погрузке мужчины часто делали перерывы и, пыхтя от вожделения, напряженно наблюдали, как она под предлогом какой-нибудь надобности ходила туда-сюда мимо них, зазывно покачивая бедрами, одетая в очень короткие шорты и майку, которая плотно облегала ее грудь. Прекрасная вдова… Нет, черная вдова! Так было бы правильнее, если бы не ее волосы цвета золота.

Адам слышал, как мужчины, переговариваясь между собой, называли ее кокеткой и недоступной соблазнительницей. Можно только смотреть, но нельзя трогать. Как же, ведь она была дочерью самого хозяина!

Элинор прекрасно сознавала силу своих чар, которые рождали самые безумные фантазии в головах мужчин в те теплые летние ночи. Один лишь Адам оставался равнодушным к ее уловкам, как бы она ни старалась.

Что-то в ней отталкивало его. Ее жадный, хищный взгляд заставлял его отводить глаза в сторону. Может быть, он напоминал ему о том, что осталось у него в прошлом, дома?

Конечно, Элинор его сразу же заприметила. Самый юный, он, тем не менее, резко отличался от всех остальных. Он был сильнее, выше, умнее, чем другие грузчики. Ее же задевало, что он не обращает на нее никакого внимания. Таких женщин это особенно раззадоривает.

Она выждала, когда наступила его последняя рабочая неделя, — может быть, для того, чтобы не вызывать гнев отца. Вон по старинке придерживался строгих правил. Сам он происходил из бедной семьи и к баловству не привык. Этого же требовал и от своей дочери.

Однако у Элинор было на этот счет свое мнение.

Однажды особенно жарким днем, когда земля буквально плавилась под ногами, она принесла Адаму, грузившему в сарае тюки и умиравшему от жажды, пива. Это был его первый алкогольный напиток в жизни. Невозможно было отказаться от прохладного напитка в такую жару, но первый же глоток наполнил его тело жидким огнем и полностью затуманил мозги. Однако он упрямо не хотел поддаваться женщине, когда она, похлопав по соломенному матрасу, сладко промурлыкала:

— Иди сюда.

— Мне и здесь хорошо, — ответил он тогда.

Элинор не принимала отказов, поэтому не обратила на его слова никакого внимания. Она знала только одно: она хочет его.

В тот день на ней была короткая юбка в цветочек и с пуговицами спереди. И вот она начала расстегивать эти пуговицы — одну за другой. Ее зеленые глаза пристально и призывно смотрели на Адама.

Он похолодел. Наверное, ни один мужчина в мире не отказался бы от того, что так откровенно ему предлагали. Но Адам знал, куда может завести предательская слабость в подобных обстоятельствах. Так стоит ли играть с огнем?

Между ними не было сказано ни слова. Он просто подхватил свою джинсовую рубашку, поблагодарил ее за пиво и вышел под нещадно палящие лучи солнца. Он не видел ее удивленного взгляда, но остро чувствовал его спиной. Такое было с ним в первый раз и, к сожалению, не в последний…

Очнувшись от своих мыслей, Адам взглянул на Бона:

— Да, я помню твою дочь. Что сейчас с ней? Вон коротко рассмеялся:

— Она всегда была упрямой и своевольной… вышла замуж за миллионера и уехала с ним в Австралию. — Он пожал плечами. — Она слишком многого хочет от жизни. Но таковы все женщины, ты же знаешь.

— Да, я знаю, каковы женщины, — коротко заметил Адам. — Так что ты говорил о Кайлоран? Она живет здесь?

Вон кивнул:

— Да, сначала она уехала, но потом вернулась. Говорит, что соскучилась по дому. — На его лице появилось горделивое выражение. — Она любит дом так же, как я. Но любить свой дом — это одно, и совсем иное — управлять компанией. Я сдуру решил, что дело у нее пойдет. У внучки есть кое-какой опыт в бизнесе, но для такого крупного предприятия, как наше, он явно недостаточен. Но она как-то сумела уговорить меня… У нее это всегда хорошо получается, причем со всеми мужчинами. Кайлоран в этом деле — дока.

Адам не стал заострять внимание собеседника на очевидном факте, что дочь, вероятно, пошла в мать…

— Ты говорил мне, что в данный момент сидишь без работы, — ворчливо продолжал Вон. — Значит, временем ты располагаешь, как я понимаю.

Адам смотрел невидящим взором на расстилавшиеся до горизонта пестрые сады, над которыми пламенело в жарком мареве закатное солнце. Усадьба Лейси всегда, еще с юности, казалась ему особым миром, неприступным, как высокая и крутая гора. Однако теперь он сам стал частью этой горы. Он не был здесь с того самого дня, как покинул эти места, не навещал и домишко, в котором провел детство. Теперь же прошлое и настоящее слились воедино, и он пока не знал, хорошо это или плохо. Странно все это, размышлял он. Стоило ли возвращаться сюда?