Кэрол Маринелли - Моя красавица

Просто холодное предупреждение, на пожелание счастливого пути рассчитывать не стоило. У Алекси закружилась голова, струйки желчи у него внутри, казалось, превратились в глубокое, черное озеро, затопившее его сознание. Он снова был маленьким мальчиком, которому родители запрещали говорить о своей боли, плакать, хоть как-то показывать свою слабость.

Потому что у Коловски нет и не может быть слабостей.

Проходя через фойе, он увидел на столе секретаря большую корзину, заполненную цветами, конфетами и красиво свернутым розовым одеялком с логотипом Коловски. Вскоре ее должен был забрать курьер и доставить адресату.

Похоже, Кейт родила девочку.

Алекси не слишком часто задумывался над причинами собственных поступков. Сейчас он тоже не стал размышлять о том, что заставило его вернуться в приемную, сказать изумленной сотруднице пару коротких фраз и забрать корзину с подарками для Кейт. Сев в машину, он мельком взглянул на карточку, прикрепленную к стенке корзины, и назвал водителю адрес.

— Если желаете, я могу сам отнести подарки, — предложил шофер, подъезжая к лабиринту больничного комплекса.

Но по неизвестным ему самому причинам Алекси хотел сделать это сам.

Он ничего не понимал, с момента, когда он узнал о том, что его отец умирает, его охватило странное оцепенение. Он не понимал, почему стоит в приемной больницы, уточняя у медсестры номер палаты Кейт, когда он ехал в лифте, он думал только о том, насколько эта больница не похожа на частные медицинские центры, где ему доводилось бывать. Он просто хотел попрощаться с этой милой девушкой.

Последние двадцать четыре часа для Кейт были настоящим адом. Двенадцать часов бесплодных попыток, за которыми последовало экстренное кесарево. Сейчас ее маленькая дочь спала в детской кроватке неподалеку от ее постели, но почему-то, несмотря на это, Кейт чувствовала себя безнадежно одинокой и потерянной.

Боль от родов и операции не шла ни в какое сравнение с той горечью и стыдом, которую она испытывала в часы посещений. Кейт постоянно ловила на себе любопытные или сочувствующие взгляды трех других девушек, с которыми она делила палату, и их визитеров. Их кровати были увешаны шариками, на тумбочках стояли цветы, поздравительные открытки и сладости, и, самое главное, рядом с ними были отцы их детей.

А она была одна, и ей было стыдно, что все видят ее одиночество. После короткого телефонного разговора с Крегом она оставила надежду, что он появится.

Она и ее маленькая дочь никому не были нужны.

И тут вошел он.

Алекси сразу понял, как себя сейчас чувствует Кейт, заметил полные недоверчивого скепсиса взгляды ее соседок по палате, когда они поняли, что он пришел навестить ее. «Мог ли он быть ее… Конечно нет!» — думали они.

— Умоляю, прости меня, дорогая! — воскликнул он, бросаясь к кровати, ставя на тумбочку корзину с цветами и подарками и вглядываясь в удивленное лицо девушки.

Ее лицо опухло от слез, глаза покраснели от усталости после бессонной ночи. Алекси думал, что после родов женщины сразу сбрасывают вес, но Кейт, казалось, наоборот, увеличилась еще вдвое. Ее волнистые темные волосы свалялись от пота. Но она благодарно улыбнулась ему, и Алекси почувствовал, что пришел не зря.

— Сможешь ли ты простить меня? Я не смог быть рядом с тобой! — Он говорил достаточно громко, чтобы ее соседки слышали каждое слово.

— Прекратите, — прошептала Кейт, стараясь сдержать смех. — Они ведь подумают, что вы и есть отец ребенка.

— Ничего, притвориться им на пару часов будет даже забавно, — откликнулся он, осторожно садясь на край постели. Он еще раз оглядел ее бледное, изможденное лицо. — Все было настолько ужасно?

— Просто ад.

— А зачем нужны капельницы?

— Пришлось делать операцию, чтобы спасти ребенка.

— Когда вас отпустят домой?

— Через пару дней.

Кейт печально опустила глаза. Сейчас у нее не хватало сил, даже чтобы взять на руки собственную дочь, и мысль о том, что уже через два дня ей придется самой заботиться о себе и ребенке, приводила ее в панику.

— Это же слишком скоро. — Алекси был потрясен. — Когда моей кузине сделали кесарево, ее держали в больнице неделю.

Тут Алекси перевел взгляд на детскую кроватку, вспомнив, что правила хорошего тона требуют сказать что-то хорошее о малышке, но, когда он увидел ее, ему не пришлось ничего придумывать. Девочка оказалась удивительно хорошенькой, с короткими светлыми кудряшками, огромными голубыми глазами и розовыми, полными, как и у матери, губками.

— Она такая очаровательная, — честно сказал он.

— Да. Думаю, ее глаза уже через пару недель станут карими, — улыбнулась в ответ Кейт. — Но, Алекси, скажите мне, что вы тут делаете?

— Я решил заехать проведать вас по дороге в аэропорт.

Судя по лицу Кейт, это объяснение не показалось ей достаточно убедительным.

— После пяти часов, проведенных в компании любимых родителей, мне нужно было увидеть хотя бы одного нормального человека.

В это время малышка заворочалась в кроватке.

— Похоже, она окончательно проснулась.

— Хотите ее подержать?

— Господи, нет! — отказался было Алекси, но любопытство пересилило. — Хотя… А это ее не побеспокоит?

— Нет, конечно, — мягко улыбнулась Кейт, наблюдая за тем, как сильные мужские руки бережно поднимают маленький сверток из кроватки.

На секунду ее охватило невозможное, глупое желание, чтобы именно Алекси был отцом ее ребенка.

— Мой отец болен, — тихо сказал он.

Это была секретная информация, которую Кейт при желании могла бы продать за десятки тысяч долларов, но сейчас ему было все равно. Он осторожно держал в руках этот комочек новорожденной жизни и чувствовал, как в его груди разливается странное, незнакомое, теплое чувство. Он осторожно провел кончиком пальца по маленькой бархатистой щечке.

— Мне очень жаль.

— Я знаю.

— Никто не должен об этом знать, — сказал Алекси, все еще не отрывая взгляда от малышки. — Как ты ее назвала?

— Джорджина.

— Джорджи, — улыбнулся Алекси своей новой знакомой.

— Джорджина! — возмущенно поправила его Кейт.

— Интересно, когда я родился, я тоже был таким хорошеньким? Представь, если бы сейчас здесь было сразу два младенца.

Кейт улыбнулась. Два крошечных, совершенно одинаковых Коловски в одной кроватке, наверное, надолго приковали бы к себе внимание всего родильного отделения.

— Не могу представить вас младенцем.

— А зря, судя по фотографиям, я был очень милым и забавным. А Йозеф у нас с рождения был безумно серьезным. — Он осторожно положил Джорджину в кроватку и ласково улыбнулся Кейт. — Ты станешь прекрасной матерью.