Эмили Джордж - Жена понарошку

1

Открыв двери кухни, Кристи вышла в сад. В воздухе пахло свежевыпавшим снегом. Она сделала медленный и глубокий вдох, вбирая в себя бодрящий запах, и обвела взглядом свинцовое зимнее небо.

Дым от костра, разведенного отцом, тонкими кольцами уходил к горизонту и дальше сливался с серыми облаками. За садом раскинулись поля, а за ними — лесистые холмы, убеленные первым снегом. Этот тихий мир под холодным январским небом был до боли знакомым и близким. Первые семнадцать лет жизни Кристи провела среди этих холмов и лишь последующие восемь — вдали от них, в большом шумном городе, изредка и урывками навещая родные места.

Кристи добрела до конца сада и остановилась, наблюдая, как отец бросает обрубленные ветки, палую листву и прочий мусор в костер. Пол Марсден был в стареньком твидовом костюме, знакомом Кристи с детства. За два десятка лет плотная ткань поизносилась и вытерлась, но пиджак сидел на отце так же безукоризненно, как и раньше. Пол обернулся и при виде дочери радостно улыбнулся. Кристи была его единственным ребенком, его счастьем и гордостью.

— Стол накрыт, добро пожаловать на ланч! — сказала она.

— Хорошо, я как раз проголодался. Сейчас затушу огонь и приду.

Вне сомнения, именно от отца Кристи унаследовала высокий рост, а от кельтских предков матери — зеленые глаза с характерным овальным разрезом, копну отливающих медью рыжих волос и непоседливый характер.

На протяжении многих веков шотландцы и англичане ссорились и мирились на этих пограничных холмах. Мать Кристи принадлежала к клану горцев из Гленкоу и не раз сетовала на то, что ее дочь совершенно некстати унаследовала воинственный дух шотландских предков.

Кристи постояла, ожидая, пока отец затушит костер.

— Знаешь, дочь, хорошо, что ты снова дома, хотя я бы предпочел встретиться с тобой при более веселых обстоятельствах, — сказал отец и тут же поспешил поправиться. — Разумеется, это вовсе не значит, что мы тебя неволим. Ты — сама хозяйка своей судьбы…

— Я приехала, чтобы остаться, — твердо промолвила Кристи. — Даже если бы маму не прооперировали, я бы все равно вернулась домой. В Лондоне словно попадаешь в какой-то водоворот и не замечаешь, что отрываешься от всего, что по-настоящему важно в этой жизни. — Она помолчала, покусала губы и, вздохнув, призналась: — Я бросила работу, папа.

Когда отец позвонил в Лондон и сообщил о том, что мать срочно ложится на операцию, Кристи не стала рассказывать ему о своих делах, — он и без того был слишком расстроен. Но теперь, когда операция прошла благополучно, и Берта Марсден снова была дома, Кристи решилась начать этот нелегкий разговор.

Отец нахмурился, пытаясь не показать, как он озадачен и расстроен.

— Мне казалось, что тебе нравится работать у Гэлвина, — осторожно сказал он. — Когда ты приезжала домой прошлым летом, у тебя был такой счастливый вид.

— Так оно и было. Но Дэвиду предложили написать музыку для кинофильма, он заключил контракт с одной из американских киностудий и уезжает в Голливуд. Он, правда, пригласил меня ехать с ним, но я отказалась, а потому мне пришлось уволиться.

Господи, только пусть он ни о чем не спрашивает! — мысленно взмолилась Кристи, глядя на отца. То, что она рассказала ему, было частью правды, о самом же главном она умолчала.

Дело в том, что Дэвид Гэлвин хотел сделать ее своей любовницей. Кристи не питала каких-либо чувств к своему боссу, но следовало отдать ему должное — Дэвид был на редкость привлекательным и сексуальным мужчиной, и Кристи, в свои двадцать пять лет не пережившая еще ни одного романа, испугалась, что не устоит перед его натиском и поддастся искушению — чтобы потом возненавидеть себя за слабость. Сколько она знала Дэвида, тот постоянно изменял своей жене, Мерил. Но та закрывала глаза на его увлечения, воспринимая их как неизбежную цену за брак с мужчиной, в тридцать лет снискавшему славу в артистических кругах Европы, а теперь и Америки.

Увлечения Дэвида не имели ничего общего с серьезным чувством. Эмоциональная и чувственная натура, он загорался от близости красивой женщины, но, добившись успеха, быстро терял к ней интерес и находил себе новый предмет страсти. Неудержимый в своем желании, он умел пробудить сексуальность в жертве, и был момент, когда Кристи казалось, что еще немного, и ее бастионы падут.

Она проработала секретарем-референтом Гэлвина четыре года и стала для Мерил и ее детей своего рода членом семейства. Осознав, каким ударом для них был бы ее роман с Дэвидом, Кристи приняла единственно возможное в ее положении решение — уйти.

Перед самым Рождеством она сообщила шефу, что увольняется. Причину Дэвид знал и без нее, но на сей раз он обиделся и надулся, как ребенок, которого лишили обещанной игрушки. Вспылив, он обрушился на нее с упреками и насмешками, обвинил в предательстве и жестокосердии, и довел до слез. Только давняя привычка держать чувства в узде и не давать им воли помогла Кристи сдержаться.

Держать чувства в узде!.. Легкая усмешка тронула губы девушки. Ей фатально не везло с мужчинами, но испытания закалили ее. Вот уж действительно: не было бы счастья, да несчастье помогло!

Мерил умоляла Кристи встретить Рождество в их семье, но та предпочла остаться в одиночестве. Когда отчаяние ее почти достигло предела, позвонил отец и сообщил о том, что у матери инфаркт.

Не колеблясь ни минуты, Кристи собрала вещи и выехала в Сетондейл, а теперь, оказавшись в родном доме, решила остаться здесь навсегда.

Она давно не чувствовала себя такой спокойной и умиротворенной, как в эти дни. Матери был предписан постельный режим и уход на месяц-другой — достаточный срок, чтобы Кристи могла хорошенько обдумать, что она хочет от этой жизни. При желании можно пойти работать в адвокатскую контору отца — его тридцатилетняя секретарша вот-вот должна была уйти в декрет.

Кристи знала, что приняла правильное, более того — единственно возможное решение. Если бы она осталась в Лондоне, Дэвид мог уговорить ее поехать с ним в Голливуд, но это означало бы, что она согласна вступить с ним в связь. А потому Кристи безжалостно обрубила все связи с Лондоном, оставив обжитую квартиру и нескольких подруг. Грустно было признать, что за восемь лет столичной жизни она обрела так мало друзей, но ей всегда были присущи замкнутость и скрытность, особенно после катастрофы, пережитой в год собственного семнадцатилетия.

Скрипнув зубами при этом воспоминании, Кристи открыла боковую дверь и прошла на теплую кухню.

Дом родителей располагался в десяти милях от города, в самом конце узкой дороги, обрамленной с обеих сторон живой изгородью. Марсдены въехали в него сразу после свадьбы, когда отец купил долю в адвокатском деле. Теперь, когда бывшие партнеры либо умерли, либо ушли на пенсию, Пол руководил конторой один, передав ряд вопросов молодому клерку-стажеру.