Сюзанна Форстер - Юная жена

– Отлично, – рявкнул он, когда их глаза вновь встретились. – Итак, я хочу знать, что здесь происходит. Кто ты такая?

– Энни Вэлс, – решительно сказала она.

Имя не показалось Чейсу знакомым, но ее манера смотреть с непоколебимой твердостью вынудила его спросить следующее:

– Предполагается, что я знаю тебя, Энни Вэлс?

– Да, абсолютно точно. Мы поженились пять лет назад.

– Поженились? Что за чушь, детка?! Очевидно, у тебя поехала крыша. Пять лет назад! Я даже не был в этой стране пять лет назад. Я был...

– В Центральной Америке, – закончила она. А потом добавила слегка дрожащим голосом, – ты находился по заданию Пентагона в Коста Браве, а я была одной из тех, кого ты спас.

Чейсу показалось, что он ослеп. Память отбросила его в то время и место, которые он безуспешно пытался забыть. Миссия в Коста Браве оказалась для него кошмаром. Их группа – Джонни Старовк, Джеф Диас и он – была сослана в маленькую центрально-американскую республику, чтобы спасти ученых, захваченных повстанцами.

Они перевернули тогда всю страну в поисках соотечественников. Единственная из них выжившая девушка, которую удалось обнаружить, пряталась в развалинах монастыря. К сожалению, он не смог вывезти несчастную из того ада живой. Она погибла в автомобильной катастрофе у самой границы.

– Ты ошиблась, – сказал он жестко, стараясь стереть из памяти вихрь страшных воспоминаний. Недоверие, ярость и одновременно какое-то чувство вины поднялись в нем. Кто, черт побери, эта женщина?

– Да, это был ты – Чарльз Бодин. Человек, спасший меня, имел твое лицо, твои глаза. Он называл себя Чейс. У него также был хлыст. О, пожалуйста, ты должен вспомнить! Я пряталась в монастыре Сан-Луиса, когда ты нашел меня. Я пробыла там больше месяца, с тех пор как партизаны убили моих родителей.

Голос ее прервался. Помолчав, она с трудом продолжила:

– Я помню каждую мелочь. Ты был ранен в схватке с повстанцем. Он целился в меня, но ты хлыстом выбил ружье из его рук. Тогда он метнул нож, помнишь? Он ранил тебя…

Шрам от той раны заныл на ноге Чейса. Седце билось так, словно собиралось вырваться наружу. Он распахнул дверь и судорожно глотнул горячего, пахнущего соснами летнего воздуха. Отчаянная попытка найти выход из этой безумной ситуации приводила лишь к новым вопросам. Кто, кроме жалких репортеров, мог интересоваться операцией в Коста Браве? И кто еще знал все подробности? Она, наверное, выудила информацию из газетных статеек.

– Почему ты не хочешь поверить мне? – прошептала она с болью в голосе, – Я говорю правду.

Он обернулся и увидел, что она, опираясь на бревенчатую стену хижины, приподнялась. В ее глазах застыли ожидание и страх. Она молила о чем-то. Но о чем? Чего она хотела от него? Невероятным усилием воли он выдержал болезненный, тревожный взгляд ее голубых, как летнее небо, глаз.

– Я тоже говорю правду, Энни Вэлс. То, что я никогда не встречал тебя раньше, так же очевидно, как и то, что я говорю с тобой сейчас.

Она не может быть той, за которую выдает себя. Та девушка погибла, упокой ее, господь. Она мертва. Ее кровь на его руках. Чейс был за рулем, когда джип, перевернувшись, летел с шоссе.

Он пытался вызвать в памяти образ той девушки, чтобы доказать себе самому, что она не могла быть ею. Но перед ним всплывали лишь нечеткие, смутные очертания... Лихорадка, большой жар, бред и прочие страдания, которые он пережил позже, раскололи его рассудок. Автомобильная авария поставила крест на службе, оставив его ни с чем. Он сказал Энни Вэлс правду. Но не всю. Он не мог вспомнить девушку, которую спас, а затем погубил. Он не мог вспомнить даже ее имени.

– Тогда я докажу тебе. Спрашивай, что хочешь.

– Я и намерен все выяснить, – заметил Чейс.

У него не было привычки терроризировать беззащитных женщин, но сейчас он собирался получить честный ответ, даже если придется запугать ее.

Чейс работал на Ассоциацию Скотоводов, с тех пор как обосновался в Вайоминге. Он сталкивался со многими конокрадами, а пару из них даже прикончил. Он был уверен, что справится с маленькой незнакомкой.

– Продолжим, – сказал он спокойно, взяв обрез со стола. Он потер стволом о джинсы, как бы полируя металл. Случайное, непреднамеренное движение – и в маленькой комнате нависла зловещая тишина. – И разберемся, наконец, в этой чертовой истории. – Голос его был тверд.

Энни боялась вздохнуть. Ее всегда пугала желанная встреча с Чейсом, но такого ее израненная душа не предвидела. Казалось невозможным, что он совсем ее не помнит. Как можно забыть все, что между ними произошло?.. Ей никогда не уйти от воспоминаний, сколько бы ни жила. Она поняла, что спасение сейчас только в одном – рассказать все, как было.

– Твоя рана загноилась, – заговорила она как можно спокойнее. – Инфекция смертельно опасна в субтропиках. Ты мог умереть от заражения, и я отвезла тебя к священнику.

– Зачем? Последнее причастие?..

– Тот священник был лекарем до принятия сана. Он знал целебные травы, поил тебя разными настоями от лихорадки, а потом сделал из собранных в джунглях растений бальзам для твоей раны. Когда ты терял сознание, падре зажигал свечи и молился.

– Это о-очень помогло, – заметил Чейс сухо.

– Не торопись насмехаться. Ты ведь жив.

Она волновалась, беспокойно прикрывая вырез кофты.

– Он предложил помощь и мне. Без документов я не смогла бы доказать свое американское гражданство. А он как священник имел доступ к некоторым документам.

– Каким документам?

– В данном случае это свидетельство о браке, – сказала Энни, следя за его реакцией. – Если муж американец, я автоматически получала гражданство. Останови нас военные или даже повстанцы, они не смогли бы арестовать меня, твою жену. А без документов я никто. Закон же разрешал задерживать для опознания кого угодно.

– Моя жена? – сказал он уже мягче.

И надежда зародилась в душе Энни.

– Да, падре настоял на свадебной церемонии. В Коста Браве священники имеют право заключать гражданские браки. Без этого он не хотел давать документы.

– Так ты говоришь, что я женился на тебе? – Чейс поглаживал деревянный приклад ружья.

Энни поняла, что он все еще не верит ей. Или, возможно, действительно не помнит – был болен, в бреду...

– Знаю, это звучит безумно, – добавила она, – но тогда мы оба понимали, что это только формальность.

– Может, вы понимали, леди. – Его голос отдавал холодом. – Но насколько я могу судить, этого никогда не происходило. В восьмилетнем возрасте, когда мои родители чуть не убили друг друга бутылкой от только что выпитого ими виски, я дал себе клятву умереть неженатым, – закончил он уже спокойно. – Так скажи мне, Энни Вэлс, почему я нарушил клятву ради тебя?