Никола Марш - Алмазная принцесса

– Хотите, чтобы я ушел?

Вопрос, заданный из вежливости, в то время как последнее, что его волновало, – это вежливость.

Руби потеребила браслет на руке:

– И да и нет.

Он озадаченно посмотрел на нее:

– И что это значит?

– Да, я хочу, чтобы вы ушли, и тогда я смогу вернуться домой, снять это невыносимое умопомрачительное платье, надеть свои пушистые тапочки, залезть в постель с тарелкой карамельного попкорна и посмотреть фильм с Джейком Джилленхоллом.

Любительница мелодрам, он должен был догадаться. Интересно, существует ли на земле хоть одна женщина, которой не нравились бы эти розовые сопли?

Руби оставила браслет в покое и теперь теребила кольцо.

– Нет, потому что вы для меня загадка, и я хочу знать, что вы здесь делали на самом деле. Кроме того, что прятались по углам, игнорируя мои шедевры.

Да уж, она явно была оторвой, и от этой мысли его кровь быстрее побежала по венам.

– Никаких загадок. Джекс Марони. – Он протянул руку, но приветственное рукопожатие не состоялось, потому что он был вынужден схватить Руби, чтобы она не упала.

Она покачнулась, побледнела, вытаращила глаза и уставилась на него, словно на посланника Аида, явившегося по ее душу.

– Вы Джекс Марони? – Судя по ее тону, она бы скорее поверила, что он переодетый Майкл Джексон.

– С утра был точно он.

Ее бледность прошла, теперь она вся раскраснелась.

– Убирайтесь!

Джекс столько раз слышал подобное в детстве, болтаясь с товарищами, которые обожали своих отцов.

«Катитесь отсюда, ребята, паб не место для вас. У нас тут взрослые дела».

Его отец везде таскал его за собой. Он гордился сыном, хлопал его по спине, ерошил волосы.

Все друзья завидовали ему и мечтали о таком классном отце. Джекс обожал Денвера, любил в нем все: его раскатистый громоподобный смех, зычный голос, способность быть постоянно в центре внимания, его невероятную щедрость.

Только потом он понял, что очень просто быть щедрым, когда деньги не твои. А близкие отношения между ними стали причиной того, что Джекс так и не смог принять сделанное отцом.

Он отпустил Руби, раздосадованный выражением ужаса, так и не сошедшим с ее лица.

– Вы не слишком любезны. И когда мы успели пройти путь от чашечки кофе до «убирайтесь»?

Она закусила прелестную полную губку и смотрела на него так, словно ожидала, что он вот-вот приставит к ее горлу нож, заберет все ее ненаглядные побрякушки и исчезнет в голубой дали.

– Я передумала, вы пойдете со мной. – Она схватила его за руку и потащила к ажурной двери из кованого железа, за которой виднелась винтовая лестница.

– Кто-то должен надрать вам задницу, и этим кем-то буду я.

Джекс нашел, что для человека, который был не слишком привычен к улыбкам, он улыбнулся слишком широко и весело, хотя мышцы лица с непривычки плохо слушались.

Ему очень хотелось посмотреть на это.

Руби считала себя девушкой гибкой, мобильной и готовой к любому повороту судьбы, но тот факт, что она тащила Джекса Марони за руку в свою квартиру, чтобы учинить ему допрос, совершенно не укладывался у нее в голове.

Насколько она знала, парень сбежал из Мельбурна несколько лет назад, после суда над отцом. Хотя он и не был под следствием и никаких подозрений у полиции не вызывал, но кто знает, какова его истинная роль в этом деле? Слухи ходили самые разнообразные. Джекс-де знал об аферах своего папаши и участвовал в отмывании денег, и где-то у него припрятано целое состояние, до которого не добралась полиция, а еще он помог своей матери избежать правосудия.

Руби не следила за новостями, но ее мать была в бешенстве от одной мысли о том, что отпетый преступник вроде Денвера Марони мог затесаться в высшие круги общества, получить доступ к деньгам своих новых друзей и фактически ограбить их.

Что касается Джеки, матери Джекса, Матильда Си борн запретила своим дочерям даже здороваться с ней. Одно дело, когда тебя кидает мошенник. Другое – когда предает один из своих.

Каким образом Джекс оказался владельцем процветающего прииска в Западной Австралии, разоряющего ее компанию, – вот что Руби намерена была выяснить.

Теперь, узнав, кто он, она поняла, почему от него исходит ощущение опасности. И почему ее так тянет к нему.

Руби отперла квартиру, буквально втолкнув Джекса внутрь, захлопнула дверь и только после этого повернулась к нему.

Оказавшись на своей территории, она почувствовала себя спокойнее. На полу лежали такие родные бирюзовые и оранжевые индийские подушки, на столах стояли герберы цвета фуксии в огромных бутылках из цветного стекла, заменяющих вазы, ароматизированные свечи в каждом свободном уголке.

Не сегодня. Сегодня Руби намерена отыграться на Джексе Марони за все беды, причиненные ее семье.

– Если ты так обращаешься со всеми гостями, то спасибо, я обойдусь и без кофе.

– Заткнись. – Она указала ему на самый низкий стул (а пусть ему будет неудобно!). – Садись. Я сейчас вернусь.

Джекс пожал плечами и, как ни странно, послушался, с трудом уместив свои шесть футов на площади, не предназначенной для подобных габаритов.

– Вообще-то я не люблю, когда мной командуют. – Его взгляд остановился на ее ногах и медленно пополз вверх, демонстративно останавливаясь в местах, на которых взгляд воспитанного человека останавливаться не будет. – Но поскольку ты, очевидно, собралась переодеться во что-то более удобное, я, так и быть, останусь. Думаю, это стоит того.

– Ты отвратителен, – заявила Руби, но без должного негодования, обезоруженная его неотразимой улыбкой и комплиментом, скрытым в его словах.

– А ты прекрасна.

Вау.

Искры, пробегающие между ними, грозились превратиться в неслабый электрический разряд.

Раздосадованная тем, что ее тело проявляет слабость в самый неподходящий момент, она чуть ли не опрометью бросилась вон из комнаты. Раньше она и подумать не могла, что кто-то способен настолько вывести ее из равновесия, но противостояние Джексу Марони оказалось занятием весьма волнительным.

Руби очень хотелось заставить его понервничать, так же как он это делал с ней, но внутренняя сила, таящаяся в его угольно-черных глазах, подсказывала ей, что она желает невозможного.

Неплотно прикрыв дверь спальни, она подглядывала за ним в щель, ища, во что бы переодеться.

– Можешь не устраиваться поудобнее – ты здесь ненадолго! – крикнула она, избавившись от изумрудного атласа, отбросив туфли и с облегчением натянув на себя полосатый комбинезон без бретелек.

– А я-то надеялся, что знаменитые Сиборны окажутся милыми и гостеприимными.

Она похолодела. Он знал о ее семье. Что в общем-то неудивительно. Вопрос заключался в том, как много он знал.