Светлана Чистякова - Юлька

Мы водим её к психотерапевту. Именно он посоветовал он мне устроить Юлю в компанию. Он считает, что красота, которая здесь царит и добрые, отзывчивые люди помогут ей быстрей, чем лекарства и аутотренинги.

Мы с женой одни воспитываем Юлю. Её мать умерла через три дня после суда. У Жанночки было слабое сердце. Моей доченьке было всего тридцать два года…

Вот и все, что я хотел Вам рассказать. И я прошу Вас, Григорий Петрович, дайте Юле шанс. Не прогоняйте её. Помогите ей встать на ноги и почувствовать вкус жизни. За то короткое время, что она здесь проработала, она успела подружиться с девочками. Стала веселее, меньше плачет и, самое главное, ей практически перестали сниться кошмары. А насчет её одежды, я уговорю её сменить платье. Сегодня же. Я прошу Вас, Григорий Петрович, простите её! Оставьте девочку в компании!

Вяземский молчал очень долго. Он никак не мог прийти в себя. Рассказ старого мастера потряс его до глубины души.

— Господи, — думал Григорий, — ну, почему ты позволяешь жить на земле таким уродам?!

Бедная девочка! И я, тоже хорош! Набросился на девчонку как бешеный! Кретин! Завтра же извинюсь перед ней!

…- Ефим Наумович, — прервал, наконец, молчание Вяземский, — я благодарю вас за доверие, которое Вы мне оказали. И высоко ценю его! То, что случилось с вашей внучкой — это ужасно! Я даже не нахожу слов, чтобы дать определение поступку мерзавца! Юля останется в компании, и будет работать здесь, сколько пожелает. Я приношу вам свои извинения за то, что так грубо обошелся с ней. Я не должен был так поступать! Простите меня! Я заверяю вас, больше никто не обидит её! Я лично буду присматривать за ней.

— Это вы нас простите, Григорий Петрович, — сказал Смолкин, вставая с кресла. — Спасибо, вам, за все! Юлечка больше никогда вам не помешает. Всего доброго.

Через час к Вяземскому зашел Кирилл.

Григорий сидел, положив ноги на крышку стола. В зубах торчала сигарета, в руках был зажат стакан с виски. Рядом стояла бутылка.

— О! Картина маслом! Президент компании пьет на рабочем месте, — укоризненно сказал Казанова.

Он подошел и сел в свое любимое кресло.

— Спиваемся? — поинтересовался он. — По какому поводу пьянка?

Вяземский достал из ящика стола ещё один стакан, налил в него темно-янтарного напитка и подвинул другу.

— Присоединяйся.

Казанова взял стакан.

— За что пьем?

— За то, чтобы на земле стало меньше подонков!

— Хороший тост!

Они выпили по глотку.

— А если серьезно? — спросил Кирилл. — Что случилось, Вяз? У тебя такой вид, будто ты увидел привидение манекенщицы, умершей от анорексии. А Смолкин? Он то, зачем приходил?

— Он приходил, чтобы попросить меня не увольнять Юлю.

— Какую еще Юлю? А, это ту маленькую грубиянку?! Ему то она зачем?

— Это его внучка, Казанова.

— Внучка?! У старого еврея, с манерами аристократа, такая внучка?! Кошмар! Куда мы катимся?! Ну, и что ты решил? Ты сказал ему, что девчонке нужно работать не Модном Доме, а на колхозном поле пугалом, чтобы птиц разгонять?

— Нет. Не сказал. Юля остается у нас.

— Вяземский, ты что, рехнулся?! Это не может работать в нашей компании! Да нас же на смех поднимут! Ты что, хочешь черного пиара? В «QUIN STYL» все должно быть красиво, и люди в том числе!

— А я сказал, что она остается! — повысил голос Григорий. Я руковожу компанией, и мне решать, кому работать в ней, а кому нет!

— Слушай, а с чего это ты вдруг такой добрый стал? Ты же сам орал, что вышвырнешь эту нахалку за дверь! Что наплел тебе, этот хитрый лис Наумыч?

— Он объяснил мне, почему девушка себя так ведет.

— И почему?

— У девчонки глубокая душевная травма. Она очень долго лечилась у психиатра. И сейчас, не совсем восстановилась.

— Вяземский! Я с тебя просто офигеваю! Ты берешь на работу психопатку! Ты что сдурел, Гриша?!

— На это есть причина, Кира! Ну, почему она такая…

— Так объясни, что ты ходишь вокруг да около!

— Да потому, черт возьми, что её изнасиловал собственный отец, если можно так назвать эту сволочь! И мать, зарезала его, у неё на глазах! Девочке тогда было семь лет, всего семь, понимаешь!! Я вообще не представляю, как она смогла такое пережить!

Кирилл молчал, потрясенный тем, что только что сказал Григорий.

— Ты представляешь, — Вяземский вскочил с кресла и навис над другом, — представляешь, что может сделать взрослый мужик с маленькой девочкой?! Ублюдок! Тварь!! Надеюсь, его посадили на самую раскаленную жаровню ада!!

— Ни хрена себе! — очнулся, наконец, Казанцев. — Бедный ребенок! Слушай, налей-ка еще, а то мне как-то не по себе.

— Мне тоже, — Вяземский сел и наполнил стаканы наполовину.

Они выпили.

— Ты понимаешь, Казанова, — продолжил Григорий, — когда я услышал эту историю, у меня волосы дыбом встали! Я, вообще не понимаю, откуда берутся такие твари?! Изнасиловать собственного ребенка!! Это… это уму непостижимо!! Сломать девочке всю жизнь! Сделать из неё, практически инвалида! Теперь я понимаю, почему она себя так ведет! Из — за этого ублюдка, все мужики на свете ей кажутся мерзавцами! Её душа заледенела от ужаса и страданий!

— Не говори, Гриша, — я тоже не понимаю. Покуситься на ребенка — тяжкий грех! Хотя для таких как этот…, не существует ни Бога, ни Дьявола. Им все едино! В Москве шлюх — пруд пруди. Девочку — то, зачем трогать?!

— Да потому, что он был ненормальный! Педофил, понимаешь?! Думаешь, у нас мало таких уродов?

— Ну, я, например, до сегодняшнего дня не знал ни одного!

— А ты посмотри криминальную хронику!

— Боже упаси! Я ненавижу ужасы!

— Это — правда жизни, Казанова, а не ужасы.

— Ну, хорошо. Но, это все — эмоциональные всхлипы. Что ты намерен делать? Она остается, что дальше? Ты что, позволишь ей приходить на работу в таком, мягко говоря, экстравагантном виде?!

Ефим Наумович обещал мне, что она будет одеваться, как положено. И вообще, Кира, я хочу ей помочь!

— В каком смысле?

— Ну, чтобы она снова поверила людям, оттаяла душой. Чтобы поняла, что на свете существуют порядочные, хорошие мужчины. Что таких отморозков, как её отец, на земле единицы! Хочу, чтобы она встретила умного, красивого молодого человека. Чтобы жизнь снова расцвела для неё яркими красками!

— И как ты собираешься это осуществить? — поинтересовался Казанцев.

— Мы создадим для неё атмосферу праздника. Окружим её заботой и вниманием. Дадим ей понять, что мужчина, это не только грубая сила, которая причиняет боль, но и забота, доброта, любовь, наконец!..

— Мы — это ты и я? — помолчав, спросил Кирилл.