Ольга Черных - Безвечность

Буду с вами, дорогими читателями, откровенна и признаюсь, что мне тяжело далось написание начала книги из-за ярко-выраженных переживаний главной героини, которые я буквально пропускала через себя. С первых строк Ева Таймерли может показаться вам странной, злой, отчуждённой и слегка сумасшедшей. Если это чувство не пройдёт через пару страниц, советую вам не продолжать чтение книги, потому что Ева ещё достаточно долго будет нуждаться в вашем терпении и понимании. В большинстве случаев я и сама не одобряла её поведение, но была вынуждена смириться с нашей непохожестью друг на друга. Ева против моей воли возвела вокруг себя стеклянные стены, которые удастся разрушить только временем и любовью…

Прежде чем вы приступите к прочтению моей самой странной истории, хочу заранее осветить темы, затронутые в книге: любовь, музыка, космос, кино, искусство, время, животные, субкультуры. Я попыталась объединить всё то, что делает меня счастливой, всё то, что, надеюсь, и вам, моим дорогим читателям, придётся по душе.

За восемь дней пребывания в больнице мои вещи пропитались запахом медикаментов и стерилизующих средств, и ни один стиральный порошок не способен избавить меня от тошнотворного рефлекса. Моя кожа стала сухой из-за отсутствия питательного крема. В больничном душе кроме мыла больше ничего нет. Отлучиться в магазин я не могу, потому что Стефану в любую минуту может что-нибудь понадобиться. В уборную комнату я хожу с закрытыми глазами, поскольку видеть в палатах перебинтованные тела — это выше моих сил. Я не была за пределами белых стен больше недели, и за это время они заменили мне дом. Родители снабжают меня едой и чистой одеждой, но я не готова покинуть это помещение. Я не уйду отсюда одна.

— Ева, тебе нужно отдохнуть, — сказал Стефан, с трудом открыв глаза. Я заберу его с собой!

Мне уже едва удаётся отличить его голос от шума вентиляционной вытяжки или звука капельницы. Его голос можно сравнить с шуршанием бумаги, а кожу — с выцветшим пергаментом. Щёки Стефана впали, обтягивая острые скулы. Синие глаза потеряли былой блеск из-за слабости. Уверенный взгляд стал умоляющим. Умоляющим меня бежать отсюда, как можно дальше и без оглядки. Стефан не хочет, чтобы я видела, как он умирает. Он постоянно говорит мне об этом. В перерывах между осмотрами врача и медсестёр он держит меня за руку, в любую минуту готовый отпустить её. Отпустить меня. Этого не произойдёт, пока я нахожусь в здравом уме. Рядом со мной Стефан выглядит намного лучше и бодрей. Его мама сказала мне об этом вчера, когда в очередной раз навещала сына. Я чувствую, что нужна ему. Ради каждой минуты, проведённой с ним, я заставляю себя быть сильной. Только мне он позволяет оставаться на ночь. Позволяет видеть его мучения. Видеть, как жизнь покидает его истощённое тело.

Стефан справляется с переломом рёбер, сотрясением мозга и потерей крови, но этого недостаточно. Дела обстоят намного хуже, чем я себе представляла, когда его мама сообщила об автомобильной аварии, в которую он попал. Его лёгкие пострадали в большей степени, чем остальные жизненно-важные органы. Ему сложно дышать. При каждом его вдохе и выдохе сначала слышалось сопение, а сейчас раздаётся гортанное хрипение. Я бы отрывала по сантиметру своей кожи за каждый болезненный вздох Стефана, лишь бы это прекратилось, лишь бы он снова встал с кровати. Если это случится, я больше не позволю ему садиться за руль. Нужно вообще запретить ночное вождение.

В ту ночь он спешил на бал-маскарад. Я ждала его дома, но вместо него получила звонок, который едва не свалил меня с ног, со страшным сообщением об аварии. Серый костюм Стефана, который должен был стать для меня сюрпризом, я увидела только в больнице. Его пришлось отрывать от липкой кожи моего раненого парня. Я оставила на память чёрную шёлковую бабочку, которую подарила Стефану перед балом. Это единственная вещь, которую пощадила авария. Лоскуты, оставшиеся от костюма, уборщица выбросила в помойное ведро. Это задело чувства мамы Стефана. Мне удалось утешить её, но сказанных слов хватило ненадолго. Мы обе подавлены. Это состояние не изменится, пока Стефан не поправится. Врачи лишь уныло пожимают плечами, когда я снова и снова спрашиваю о его самочувствии…

— Я в порядке, не спорь, — ответила я, не выпуская горячей ладони Стефана. Она стала лёгкой и хрупкой. При виде предплечья, изуродованного иголками, у меня возникает желание покрыть каждый сантиметр повреждённой кожи поцелуями, но, боюсь, мои прикосновения навредят Стефану. Я не могу позволить себе этого. Не могу. Не могу. Не могу…

— Который час? — Голос Стефана прозвучал так обыденно, что я почти поверила, будто мы сидим дома. У меня или у него. Днём или ночью.

Нас сложно назвать идеальной парой, которой все восхищаются. Мы не знакомы с детства, не учились в одной школе, не прогуливали вместе уроки и совершенно не похожи друг на друга. Четыре года назад я поступила в университет, в котором Стефан уже учился на первом курсе. Сейчас он должен быть на парах, слушать лекции по мировой экономике. Летом он должен защитить диплом и стать специалистом. Мы планировали жить вместе, после того как он найдёт стабильную работу. Именно так всё должно было произойти. Я не верю, что судьба распорядилась иначе…

— Почти одиннадцать, — ответила я, взглянув на свои часы. — Уже поздно, тебе надо поспать.

— Я и так всё время сплю, приляг ко мне, — попросил Стефан и ласково притянул меня к себе слабым движением руки. Я подчинилась, чтобы он не чувствовал себя обессиленным. — Мы не зажгли с тобой танцпол в тот вечер…

— Я всё равно не сильна в этом, ты же знаешь. У нас будет много других торжественных мероприятий, — сказала я, положив голову на исхудалое плечо Стефана. Я почувствовала, что он улыбается. Не верит в мои слова. Вера. Это единственное, что нам остаётся.

— Не сомневаюсь! — Стефан не падает духом, и я не хочу показывать ему свой страх.

Меня пугает, что капельница стоит уже восьмые сутки и не приносит положительных результатов. Я ненавижу эти трубки, разделяющие меня и Стефана. Ненавижу узкую кровать, на которой мы не можем лежать, раскинув руки и ноги. Зато я могу прижаться к Стефану так сильно, что между нами не будет и миллиметра свободного пространства. Нет, не могу. Это причинит ему боль…